Борьба с будущим

Фаренгейту.

Он сделал знак своему спутнику следовать за ним и повел его в самый конец пещеры. Два портативных буровых станка на полу бесшумно опускали и поднимали сверла, напоминая жутковатых скачущих лошадей. За станками с потолка свисали шторки из тонкого пластика, образуя сияющую зловещим блеском драпировку, подсвеченную изнутри холодным голубым светом. Доктор Брауншвейг, слегка помедлив в нерешительности, отдернул пластиковую занавеску.

— Здесь…

В мерцающем голубом свете их взорам предстал то ли операционный, то ли прозекторский стол на колесиках, покрытый вездесущим пластиком. От других, тех, которые Человек с сигаретой уже видел, этот стол отличался только одним: на нем лежало обнаженное тело. Оно принадлежало мужчине, и все было оплетено тончайшими трубочками, шнурами и проводами, которые вели к целой батарее мониторов, выстроенных вдоль стены. Слышался приглушенный гул аппаратов, регистрирующих признаки жизни, ритмичный пульс и вздох респираторов, мерный стук вентилятора, управляющего биением его сердца.

Человек с сигаретой спокойно взглянул в глаза нынешнему обитателю тела.

— Этот человек все еще жив, — заметил он осмотрев лежащее перед ним тело. Кожа была почти прозрачной — просвечивающее серое желе из тканей и мускульных волокон. Сквозь нее отчетливо виднелись вены и капилляры, слегка пульсирующие синие и темно-красные нити, паутинообразные на руках и ногах, а на шее — толстые, словно веревки. — Этот человек все еще жив…

Доктор Брауншвейг пожал плечами:

— Технически и биологически. Но он уже никогда не поправится.

Человек с сигаретой удрученно покачал головой.

— Как же это так?

— Развивающийся организм использует его жизненную энергию, переваривая кость и ткань. Мы только замедлили этот процесс. — Он потянулся и, схватив стержень вращающейся лампы, направил свет прямо на грудную клетку пожарника. Под ровной губчатой плоскостью его груди что-то шевелилось.

Человек с сигаретой поморщился.

Тело пожарника на столе вибрировало. Казалось, по нему проходила рябь; блестящая прозрачная кожа колыхалась подобно тому, как трясется медуза, выброшенная прибоем на берег. Грудь мерно вздымалась, словно внутри что-то двигалось и распрямлялось. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть то бесформенное и темное, что вторглось в некогда человеческий организм.

И вдруг темнота внутри тела мигнула. Всего один раз, очень медленно, и превратилась в глаз — миндалевидный, осторожный.

Человек с сигаретой пристально глядел на него, и мозг его лихорадочно работал, пытаясь осмыслить все возможности того, что он видел перед собой, все последствия…

— Вы хотите, чтобы мы его тоже уничтожили? — спросил доктор Брауншвейг. — Пока оно не созрело?

Человек с сигаретой помедлил с ответом.

— Нет, — сказал он наконец. — Нет… Мы должны испытать на нем вакцину.

— А если это не даст результатов?

— Сожжем его. Как остальных.

Доктор Брауншвейг нахмурился:

— Семья этого человека захочет, чтобы его тело было погребено по всем правилам и покоилось с миром на местном кладбище.

Человек с сигаретой только отмахнулся.

—Ну а вы скажете им, что он погиб, пытаясь спасти жизнь маленького мальчика. Что он умер как герой, так же как и двое других пожарников.

— И какова причина смерти?

— Кажется, они съели нашу историю о вирусе Ханта. — Человек с сигаретой поджал губы и задумчиво посмотрел на тело, словно пытаясь разглядеть сквозь полупрозрачные ткани того человека, который некогда жил в нем.

— Вы лично проследите, чтобы семьям погибших была оказана материальная помощь. И не забудьте о пожертвованиях в пользу городской общины.

Несколько мгновений Человек с сигаретой продолжал пристально глядеть на пожарника и наконец сказал:

— Может быть, ограничиться маленьким памятником на обочине? — Он повернулся и, не проронив больше ни слова, стал подниматься по лестнице обратно в палатку. Гулкие шаги в гулкой тишине.

Военно-морской госпиталь

Бетезда, штат Мэриленд

Внутри пахло так же, как в любой другой больнице, — дезинфекцией и лимонной эссенцией, пропитанными спиртом тампонами и кондиционированным воздухом. Но те немногие люди, мимо которых проходили Малдер и Скалли, были одеты в морскую форму, носили необычные усы, да и темная жующая фигура в конце коридора оказалась не медсестрой, а совсем молоденьким пареньком в форме. Он читал “Вашингтон пост” и при звуке шагов двух агентов поднял, голову, бодрый, словно было вовсе не полчетвертого утра.

— Ваши документы и куда вы идете? — спросил он.

Они предъявили свои значки агентов фбр

— Нам в морг, — объяснил Малдер.

Охранник покачал головой:

— В настоящее время вход в морг запрещен всем, кроме уполномоченных медицинских работников.

Малдер окинул его холодным взглядом.

— Чей приказ?

— Генерала Макадди.

Малдер ничуть не смутился.

— Дело в том, что как раз генерал Макадди потребовал, чтобы мы приехали. Нас в три часа ночи подняли с постели и велели срочно прибыть сюда.

— Мне об этом ничего не известно, — нахмурился молодой охранник, заглянув в список допущенных лиц у себя на столе.

— Хорошо, тогда позвоните генералу Макадди и пусть он вам подтвердит это лично, — нетерпеливо сказал Малдер и посмотрел в глубь коридора.

— Я не знаю его номера.

— На коммутаторе знают. Попросите, и вас соединят с генералом.

Скалли стояла рядом с Малдером, нервно уставясь в пространство. Охранник покусал губы, бросил взгляд на часы, поднял трубку телефона и начал пролистывать огромный справочник. Малдер изобразил на лице обиду и недоверие.

— Вы не знаете номера коммутатора?

— Я звоню своему офицеру…

Малдер резко наклонился над столом и нажал на рычаг телефона.

— Слушай, сынок, у нас нет времени здесь торчать, пока ты демонстрируешь свое невежество в области субординации. Приказ поступил непосредственно от генерала Макадди. Звони ему. А пока ты получаешь подтверждение, мы займемся делом.

Малдер, не оглядываясь, махнул Скалли и первым двинулся вперед по коридору. Молодой охранник со свежим личиком снова нерешительно снял трубку.

— Может быть, вы пока пойдете, а я позвоню и все выясню? — крикнул он им вдогонку.

Малдер отрывисто кивнул. — Спасибо.

Они быстро прошли через холл и расслабились только тогда, когда свернули в другой не так хорошо освещенный коридор.

— Почему в морг вдруг запрещено входить приказом генерала?

— Полагаю, здесь мы все узнаем, — ответила Скалли, указывая на дверь в морг.

Внутри их встретил шквал холодного воздуха и кислый запах формальдегида и дезинфекции. В холодном