Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I

дворянстве не представил», пришел в полк на полгода раньше Дуровой — в сентябре 1806-го. Унтер- офицером стал в 1809-м, вахмистром — в 1810-м, портупей-юнкером — в июле 1811 года. Иван Томашевич Гергилевич, «из польского шляхетства Австрийской короны Львовской губернии Замостского уезда, за отцом его крестьян не имеется, доказательств о дворянстве не представил», пришел в полк в начале 1806 года «товарищем», в унтер-офицеры был произведен в марте 1809 года, в портупей-юнкеры — в январе 1811 года. В отличие от Маркевича и Горецкого, Гергилевич умел читать и писать по-русски, по-польски и по латыни^{35}. Но такое широкое образование не помогло ему сделать карьеру в уланах. Недаром авторы павловского Устава вскользь замечали в одном из параграфов, что «способность только к письменным делам… в сравнении со службою во фрунте есть совсем побочное дело…»^{36}

Офицеры

Если с рядовыми, унтер-офицерами, трубачами и юнкерами эпохи Александра I наши современники, можно сказать, совершенно незнакомы, то об офицерах гусарских и уланских полков они все-таки кое-что знают, прежде всего благодаря русской художественной литературе. Великие наши классики А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов не раз выбирали их героями своих произведений и не скупились на красочные описания этих персонажей.

«Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в*** гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло…»^{37}

Сильвио, главный герой пушкинской повести «Выстрел», вызывает на дуэль однополчанина, но не стреляет в него, а оставляет выстрел за собой, ожидая более подходящей ситуации. Ему хочется унизить своего противника, увидеть его испуганным и жалким. Что же касается рассказа Сильвио о его армейской жизни («поминутные» дуэли между однополчанами, «поминутно» сменяемые полковые командиры), то все это — самая обыкновенная ложь, и читатели Пушкина знали об этом, отчего характер персонажа приобретал весьма неприглядные черты.

В повести «Метель» Пушкин представляет еще одного гусарского офицера: «…Все должны были отступить, когда явился в ее замке раненый гусарский полковник Бурмин, с Георгием в петлице и с интересною бледностию, как говорили тамошние барышни. Ему было около двадцати шести лет. Он приехал в отпуск в свои поместья, находившиеся по соседству деревни Марьи Гавриловны… Бурмин был, в самом деле, очень милый молодой человек. Он имел именно тот ум, который нравится женщинам: ум приличия и наблюдения, безо всяких притязаний и беспечно насмешливый…»^{38}

Полковник Бурмин тоже человек необычный. Попав ночью в метель в деревенскую церковь, где ждали жениха, он становится участником брачной церемонии и нисколько не задумывается о последствиях своего поступка. Но судьба благосклонна к гусару и в конце концов приводит его к повенчанной с ним девушке.

В повести «Станционный смотритель» перед нами опять гусарский офицер: «Гнев проезжего прошел; он согласился ждать лошадей и заказал себе ужин. Сняв мокрую, косматую шапку, отпутав шаль и сдернув шинель, проезжий явился молодым, стройным гусаром с черными усиками…»^{39} Пушкин указывает фамилию и чин этого молодого офицера: ротмистр Минский. Поведение ротмистра можно назвать в высшей степени предосудительным. На почтовой станции он притворяется больным, соблазняет и увозит с собой дочь станционного смотрителя красавицу Авдотью Вырину, но потом, правда, женится на ней.

Почему Александра Сергеевича так интересовали гусары, известно. Еще в Лицее он дружил с офицерами лейб-гвардии Гусарского полка, находившегося в Царском Селе, и хотел даже после окончания учебного заведения поступить в этот полк. Однако отец его не дал на то своего согласия, и великий поэт остался на всю жизнь человеком штатским.

Михаил Юрьевич Лермонтов, наоборот, избрал военную карьеру. Он окончил Школу гвардейских юнкеров и подпрапорщиков и стал служить корнетом в лейб-гвардии Гусарском полку. У него есть немало стихотворений, посвященных однополчанам, военной службе, верховой езде. В поэме «Тамбовская казначейша» Лермонтов создал яркий образ уланского офицера:

Он был мужчина в тридцать лет;
Штаб-ротмистр, строен как корнет;
Взор пылкий, ус довольно черный;
Короче, идеал девиц,
Одно из славных русских лиц.
Он все отцовское именье
Еще корнетом прокутил;
С тех пор дарами Провиденья,
Как птица Божия, он жил.
Он спать, лежать привык, не ведать,
Чем будет завтра пообедать…^{40}

Штабс-ротмистр Гарин тоже человек решительных действий. Он садится играть в карты с тамбовским казначеем и выигрывает у него… жену.

К этой плеяде вполне убедительных с художественной точки зрения образов мотов, обманщиков, пропойц и хулиганов примыкает еще один герой, имеющий фамилию реально существовавшего человека:

Бурцов, ера, забияка,
Собутыльник дорогой,
Ради Бога и… арака
Посети домишко мой!

Сослуживец Дениса Давыдова по Белорусскому гусарскому полку в 1804–1806 годах ротмистр Бурцов благодаря силе поэтического слова (стихотворения «Бурцову», «Гусарский пир», «Призыв на пунш» и другие) стал для молодых романтиков начала XIX века воплощением бесшабашного гуляки-гусара, молодца, которому море по колено, а военная служба только для того и нужна, чтобы нарушать ее установления, демонстрируя собственное небывалое геройство.

Но был ли Бурцов таким на самом деле?

Архивные документы рисуют его несколько иначе: «Отставной капитан Бурцов. Из дворян, в службе состоял 15 лет, в офицерских чинах более 14-ти лет, находился в походах и многих сражениях, за отличие награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. В декабре 1807 года из Белорусского гусарского полка за болезнью, приключившейся от конского ушиба, переведен в Саратовский гарнизонный батальон, а в 1809 году из капитанов оного батальона уволен от службы с мундиром. От роду ему 31 год…»