счастливым, оказался бездетным. Вообще-то Ливия родила ребенка, но он родился мертвым. Август был очень огорчен, однако ничего нельзя было поделать[34]. Единственным его ребенком была Юлия, дочь от Скрибонии. Ничто не могло изменить этого факта.
У Августа сохранилось отцовское чувство. В доме всегда было множество детей. Среди них двое сыновей Ливии от ее первого брака, Тиберий Клавдий Нерон и Нерон Клавдий Друз. Затем были Антония Старшая и Антония Младшая, две дочери его сестры Октавии и Марка Антония. Наконец, Юл Антоний, сын Марка Антония от Фульвии, кроме того, Александр Гелиос и Клеопатра Селена – двойня Клеопатры. История жизни Александра до нас не дошла, однако известно, что Клеопатру Селену выдали замуж за царя Нумидии и Мавритании Юбу и она жила более или менее счастливо без всяких жалоб. Собственные ее родители вряд ли могли сделать для нее больше. Все вместе они составляли большой детский кружок, причем большинство из них были детьми Антония. Август особенно выделял Юла и заботился о нем, как о собственном сыне. И все же факт оставался фактом – Юлия была его единственным ребенком.
Здесь, пожалуй, уместно будет остановиться на семейных отношениях Августа, как их рисует Светоний. Это интересно. Та сторона нового века, на которой так настаивали Гораций и Вергилий, – возврат к простоте и традициям, – была не только поэтическим вымыслом, и это очевидно. У Августа душа была из двух половинок: одна оценивала мир и окружающую действительность (и в этом он замечательно преуспел), а другая была обращена к семье. Он не любил большие дома, которые требовали многих затрат. Его собственные жилища были просты и украшены не произведениями искусства, а деревьями и аллеями, а также останками ископаемых монстров, которые он нашел на Капри, считал останками гигантов и выставил в своем саду. Светоний пишет так, будто сам побывал в доме Августа, видел его внутреннее убранство, которое еще сохранилось в то время, когда он писал свое произведение; он говорит, что был поражен простотой утвари и домашнего убранства. Даже дома в Риме, где Август жил, не имели многочисленных украшений. Прославленный храм Аполлона близ Палатина, к которому примыкали библиотеки и музеи с многочисленными произведениями пластического искусства, не имел ничего общего с его собственным частным жилищем, и в течение сорока лет зимой и летом Август спал в одной и той же комнате на низком простом ложе без всяких украшений, без мрамора в залах и без всяческих мозаичных картин на полу. У него была небольшая комната наверху, шутливо называемая «Сиракузы» из-за своей неприступности, а также небольшой кабинет («мастеровушка»), где он работал, когда не хотел ничем отвлекаться. Здесь, без сомнения, он писал заранее свои речи и общественные обращения – он был человеком, не любившим действовать второпях, а также стихи, которым не позволил увидеть свет; он также написал трагедию «Аякс», которая «пошла под губку», которую он стер и которая также не была издана. Здесь он сидел в домотканой одежде, изготовленной его домашними; как сказано, прядением занимались и его собственная дочь, и внучки, которых он хотел видеть хранительницами старых римских традиций женского домашнего прядения. Здесь же у него была и официальная парадная одежда на случай, если придет нежданный посетитель.
Он ел и пил очень мало, предпочитал черствый хлеб, более грубый, чем современный зерновой, мягкий сыр, зеленые фиги. Но на то были причины. Он, видимо, страдал разновидностью несварения желудка, которое проявлялось сразу после принятия слишком жирной или слишком обильной пищи, а еще больше этому способствовало какое-нибудь нервное напряжение. По этой причине он принимал пищу, лишь когда был голоден, и часто на званых обедах вообще не притрагивался к еде, угощая своих друзей. Он был приветливым хозяином, всегда вел себя с гостями естественно. Он поздно отходил ко сну и ненавидел рано вставать; спал плохо, не более семи часов. Не любил задерживаться в постели без сна, если никого не было рядом. В результате мог неожиданно задремать где-нибудь в неофициальной обстановке, чем порой вызывал недоумение.
Несмотря на такой простой образ жизни, а может благодаря ему, он особенно внимательно относился к своей дочери и внучкам. Они воспитывались в старых римских традициях, несколько обособленно. Светоний рассказывает, как Август сурово обошелся с молодым человеком хорошего положения и статуса, осмелившимся ухаживать за Юлией. Однако это объясняется не только заботой о нравственном воспитании домашних. Простота его привычек и домашнего уклада никогда не воспринималась как следствие низкого происхождения его семьи. Более того, он очень ревностно относился к различиям классов и общественные связи соблюдал с особым тщанием. Он никогда не приглашал к столу вольноотпущенников, сделав исключение только дважды, но они лишь подтверждали правило. Мы должны воспринимать Августа человеком, гордившимся своим социальным статусом, которого он добился сам, правда, не без помощи Вергилия; он осознавал свое положение, однако не отличался в частной жизни склонностью к роскоши или показухе.
И в жизни, и по характеру Август был мало эмоционален. Частью его политики стали поддержка и поощрение традиционных ценностей, например ведение домашнего хозяйства, семейная верность. Если у него когда-либо и была любовница, никто об этом не знал. Его обвиняли в связях с замужними женщинами, однако это было еще до его брака, и Светоний допускает, что эти связи имели скорее деловой характер[35]. Единственное серьезное и позитивное обвинение против его нравственности носит общий характер, а в таких случаях общий характер обвинения говорит за то, что в действительности нельзя привести конкретных примеров. Мы понапрасну стали бы искать их на протяжении всей его жизни. У него не было ни физической крепости, ни необходимого темперамента, чтобы ответить на обвинения Марка Антония о его многочисленных связях с женщинами, даже если бы он и хотел это сделать – но он никогда этого не хотел.
В такой атмосфере росла Юлия – ощущая свою значимость и значимость своей семьи, отторгнутая от роскоши или слишком большой свободы и постоянно имея перед собой пример отца, который был деликатен и даже аскетичен в своих привычках, любил поэзию и историю. Она не желала видеть те качества отца, которые привели его к заслуженной славе, его талант политического стратега.
Юлия и Марцелл. Характер Юлии. Агриппа. Женитьба Агриппы на Юлии
Первым делом Август решил выдать Юлию за сына Октавии – молодого Марцелла. Это было очень естественное и очевидное решение. Молодые люди были кузенами, однако не слишком в близком родстве, потому что Август с Октавией были лишь сводными братом и сестрой. Этот план понравился Октавии и всему домашнему окружению, однако было ли это политически целесообразно, остается неразрешимой загадкой. Юлии было четырнадцать лет, Марцеллу чуть больше; юноша был из хорошей семьи и имел знатных предков, однако был темной лошадкой. Все-таки Август его усыновил, как когда-то его самого усыновил Юлий. Поскольку Август мыслил здраво, можно предположить, что он видел в Марцелле что-то обещающее. Об этом мы никогда не узнаем, потому что через два года после свадьбы Марцелл умер.
Смерть Марцелла была жестоким ударом для Октавии. Юлия, неожиданно вкусившая свободы, очевидно, слишком подавляла своего молодого мужа. По общему мнению, она была очень красивой женщиной – во всяком случае, красивой девушкой, – на портрете, если внимательно присмотреться, изображена живая, жизнелюбивая, добродушная, но совершенно безмозглая девица, которые были во все времена. Как только спали оковы брака, она пустилась во все тяжкие. Август еще как-то мог ее сдерживать; однако очевидно, что Юлии очень нравились удовольствия определенного рода. Ей нравилась значительность ее семьи, но ее совершенно не заботили простая жизнь и сельский рай Горация. Она определенно не принадлежала к золотому веку.
Август выпустил на свободу девицу, которая вовсе не собиралась добровольно возвращаться под его контроль. В то время его заботили другие вещи. Теперь он окончательно уверился в том, что пора поставить предел своему консульству и получить трибунскую власть со всем, что с этим связано и о чем мы уже говорили. Серьезная болезнь напомнила ему, что события могут повернуться по-всякому и он может не дождаться рождения внука, а поэтому необходимо выбрать себе преемника. Ничего нет необычного в том, что когда он менял консульскую власть на власть трибуна, то потребовал от сената инвеституру для Марка Агриппы. Если бы тогда Август умер (что в тот несчастный год казалось возможным), Агриппа, уже обладая большей частью его полномочий, мог бы его заменить. Столь неопределенным был тогда вопрос о наследнике Августа, что Агриппа ожидал решения этой проблемы, и Август не возражал против такого поворота дел. Однако после смерти молодого Марцелла появились новые перспективы. Брак Юлии и
