правления.
Его успехи и неудачи как правителя были показателем истинности такого его представления. Он не был склонен подчинять свои действия желаниям людей, которыми он управлял. Он удивил римский мир, устроив ловушку и западню для многих усердствующих, но запутавшихся людей, что легло в основу трагедии, разыгранной ближе к концу его правления, когда все полностью зависели от одного человека, и это следует держать в голове по мере того, как мы будем продвигаться к концу его правления.
Август был физически слаб и утончен. Ничто лучше не характеризует Тиберия, чем его физическая сила и здоровье. Он мог пальцем левой руки проткнуть свежее цельное яблоко, а щелчком мог поранить голову мальчика или даже юноши. Просыпаясь, он мог видеть в темноте, как кошка, хотя через несколько минут эта способность утрачивалась. Телосложения он был крепкого, с квадратными плечами, светлокожий, с орлиной повадкой, двигался очень плавно, держался очень прямо, однако опустив голову и потупив взор; молчаливый, осторожный в высказываниях, с убийственным, довольно мрачным юмором, терпеливый, замкнутый, горделивый потомок Клавдиев. Качества, присущие этой фамилии, – ключ к личности Тиберия. Он был аристократом до мозга костей, полным утонченных склонностей и хорошо осознававшим, что именно для него неприемлемо, человеком железной сдержанности и твердой воли.
В нем не было ничего от парвеню. Он никогда не сооружал кресел из чистого золота и не украшал себя драгоценными одеяниями. Его привычки были просты до аскетизма. Он был расчетлив, осторожен в тратах, экономен – качества человека, который слишком привык к деньгам, чтобы быть ими поглощенным или пренебрегать ими. Его ум обладал сходными свойствами. Он никогда не использовал титул «император». Он называл себя Августом только в переписке с иностранными корреспондентами. Он упорно и последовательно отказывался от таких претенциозных титулов, как «отец отечества», и ему подобных. Он никогда не позволял никому, кроме людей рабского статуса, обращаться к себе как Dominus (господин). Он оставался просто Тиберием Цезарем. Эта склонность порицать людей как слишком подобострастных, так и чересчур напыщенных была постоянной чертой его характера. Он не любил тех, кто держался отчужденно, но также и тех, что бежали к нему по первому зову. Он любил подчинение, но ненавидел раболепие. Его внимание было сосредоточено на истинных качествах людей и вещей: на уме и способности людей, на справедливости и доброжелательности действий. Такой человек едва ли хотел зависеть от того, что о нем думают или чего ожидают от него окружающие. Он готов был взять на себя ответственность лидера.
Право отдавать приказания довольно естественно принадлежит правителю, но многое зависит от того, как он это право получил. Проблема переходит в вопрос о том, черпает ли он это право из уверенности, что с ним согласятся, или из справедливости и мудрости самой команды. Тиберий твердо знал, что исполнение команды основано на ее правоте.
Он довольно строго рассматривал себя на посту главы государства. Он обращался со своими подданными так, как обращался с иллирийской армией, – то есть с истинным пониманием дела и на пользу их благосостояния. Он был хорошим правителем, как ранее был хорошим офицером. И сходным образом он не готов был допустить, будто они лучше, чем он, разбираются в вопросах общего блага. Искусство управлять не приходит по доброму знаку с небес. Копать землю или подковывать лошадей – эти занятия дают человеку столь же мало понимания об управлении, как и человеку, который завоевывает Германию или строит мосты. Лишь одно обычный человек может посоветовать своим правителям – что всякое правление должно быть основано на справедливости и направлено на общее благо. Но кто они были, чтобы говорить Тиберию Цезарю подобные вещи? Да и был ли он сам тем страшным человеком, что ставил собственную славу и собственность во главу правления? И когда человек, подобно Тиберию, в течение долгой жизни проходит все этапы в деле государственного управления, он не нуждается в советах тех, кто не обладает ни подобными знаниями, ни подобным умением.
Для сильного и способного человека такое его право действовать является обоснованным, ибо слабость противоположной точки зрения в том, что она рассматривает право и истину как данность, а не как цель, зависящую от того, что люди чувствуют и представляют. Это последнее мнение подходит слабым, невежественным и неудачливым, а не сильным, знающим и умеющим добиться желаемого: власти, если они знают, что это такое, или пути домой, если они знают, где этот путь находится. Однако советы потерявшейся овцы редко бывают хорошим руководством для пастуха.
Такое ощущение власти было его правом и силой – и мудрой силой, – обусловливающей все действия Тиберия. На этом основании он защищал ее от всякого рода нападок. Он никогда не оказывался в положении эгоистичного и самооправдывающегося человека, подсознательно ищущего компромиссов. Никогда он не шел на компромисс с недругами. У него никогда не было сомнения в абстрактном праве командовать, присущего современному человеку.
На таком основании строилась его политика. Он гораздо более четко представлял себе истинное положение вещей, чем Август. Он и не делал вид, что принимает принципат лишь на какой-либо условный срок. Одной из характерных черт старой формы правления было избрание магистратов в народном собрании. Превращение древней партии популяров в имперскую военную гильдию сделало эти собрания показухой. Кандидаты назывались принцепсами, а выборы состояли главным образом в том, что кандидаты тратили значительные суммы денег на якобы ведущуюся избирательную кампанию, результаты которой, как правило, были известны заранее. Тиберий это отменил, назначая ровно столько кандидатов, чтобы заполнить должности: таким образом, результат был абсолютно предрешен, и они могли сохранить свои деньги. Законодательная деятельность собрания была сведена к предоставлению трибунских полномочий. Эти изменения не были направлены ни против кого конкретно, в них было простое чувство реальности, а мотивом была экономия средств.
Старое народное собрание сменилось его властью, однако с сенатом, сохранявшим свое прежнее устройство и все еще бывшим реальной силой, он обращался весьма осторожно. Он считался с достоинствами как самого учреждения, так и отдельных его членов. Он отменил проверки на профпригодность для кандидатов на должности, списки которых сенат предоставлял ему для назначения. При его правлении сенат скорее выиграл, чем проиграл. Он стал основным судебным органом по уголовному праву, после которого можно было апеллировать лишь к имперскому суду.
Сам он неоднократно повторял, что хороший пастух стрижет своих овец, а не сдирает с них шкуру. Он строго следил за управителями провинций. Он облегчил способы подачи жалоб на злоупотребления, и наказания за эту провинность стали довольно частым явлением. Говорят, бывали случаи, когда дела слушались уже после того, как все было кончено; однако не Тиберий придумал систему римского правления, и он не был готов предложить систему более приемлемую. Он лишь мог выполнять свои обязанности как можно лучше – и он это делал. Провинции, находившиеся под его властью, управлялись более эффективно, чем сенатские провинции, настолько, что переход провинции из управления сената под имперское управление сразу же сопровождался снижением налогов. Он никогда не поднимал налоги. На какое-то время он, напротив, их снизил. Тщательной экономией он накопил громадные резервы, которые помогли ему встретить непредвиденные обстоятельства, о которых мы еще услышим. Провинции процветали, и в то же время ни одно прежнее римское правительство не обладало такими резервными суммами. Существование этих фондов привлекало внимание многих людей, которые хотели бы их прикарманить.
Свидетельства об основательности правления Тиберия исходят из многих источников и подтверждаются историками. Как и всякое хорошее правление, оно не было сентиментальным. Отличаясь исключительным реализмом, его правление обращалось скорее к кошелькам подданных, чем к их сердцам. И он, скорее всего, отчетливо сознавал, что обеспечивает безопасность своей власти с помощью методов правления. Со дня встречи с сенатом он понял, что, если будет придерживаться собственного курса в политике, ему понадобится поддержка, и ее он обрел в огромном множестве простых людей, для которых его правление было благом. Шаг за шагом он укреплял свои позиции, пока его положение не стало практически неуязвимым. В этом не было ничего сверхъестественного. Его политика была направлена на благо мелкого собственника, мелкого фермера – класс людей, с самого начала составлявший главную силу популяров. И они его поддержали.
Однако это же обстоятельство привело его к противоборству со старой сенатской олигархией. Он столкнулся с коалицией партий, и их нам еще предстоит рассмотреть с тем интересом, которого они заслуживают.[34]
Глава 8
Германик
