наврала. Но Матан не бил Алона.
— Как не бил? — удивилась Хемда. — Ты же сказала, что он тебе сказал…
— Да, — согласилась Инбар, — я сказала, что он мне так сказал. Потому что он и правда мне так сказал.
— И при этом не бил?
— И при этом не бил.
— А зачем же он… — Хемда остановилась.
Инбар засмеялась.
— Сразу видно, что ты никогда не была мальчиком, — сказала она и кончиком пальца погладила Хемде кончик носа. — Какой же мужик признается, что не смог ударить другого мужика?
— А он правда не смог его ударить?
— Правда. Поэтому ему важно, чтобы об этом никто не знал.
Хемда сделала пару шагов вперед.
— Бар, — сказала она жалобно, — ну он же не может переехать жить к тебе…
— Профессор Зауэр, а вот если бы вам предложили что-нибудь изменить в вашей жизни. Вам сейчас сколько лет?
— Пятьдесят шесть.
— И вот вам бы предложили в вашей жизни что-нибудь изменить. Назад. С самого начала. Что бы вы изменили? Вот, допустим, вы рождаетесь еще раз…
Профессор Зауэр — высокий, статный, знаменитый, представительный, как старый ливанский кедр. Он поднимает глаза и мягко уточняет:
— Мальчиком?..
Инбар достала курицу из духовки, полила ее лимонным соком, накрыла полотенцем и поставила на кухонный стол возле открытого окна. Нарезала салат из огурцов и помидоров, вынула маринованные баклажаны и прислушалась к шуму воды из душа. Подождала еще пять минут и не выдержала.
— Матан! — закричала она в голос, чтобы перекричать шум воды. — Ты утонул?
— Нет! — раздался уверенный бас из ванной. — Я сейчас!
— Матан, курица! — осуждающе крикнула Инбар и вернулась к столу, на котором стояли ярко-желтые тарелки и высокий стеклянный стакан.
— Матан — не курица, — наставительно сказал Матан, входя на кухню и на ходу вытирая голову полотенцем. В дверном проеме он пригнулся.
— Матан — не курица, — согласилась Инбар, одобрительно глядя на него. — Матан — каланча. Садись есть. Остынет.
— Ты стала совсем как мама. — Он сел за стол. — «Матан, остынет, Матан, простудишься».
— Матан, простудишься, — машинально сказала Инбар и прикрыла окно.
— Слушай, Бар, — сказал Матан, энергично жуя, — у меня в части есть один парень. Я хочу, чтобы ты с ним поговорила.
— Зачем?
— Он хочет покончить с собой.
— Отличные новости. У тебя в части есть парень, который хочет покончить с собой, и ты думаешь, что я его отговорю?
— Ну да, — Матан взял себе еще салата, — у тебя получится.
— Почему это у меня получится? Привык отсиживаться за моей спиной. Поговори с ним сам. Ты же офицер! И его командир. Практически отец. Вот и разговаривай.
— Я его командир, да. Но я не знаю, что ему сказать. Понимаешь, — Матан посолил свою курицу, поперчил ее и еще раз посолил, — он считает себя ненормальным. И говорит, что раз он такой, ему незачем жить. Потому что такие ненормальные все равно умирают. И детей у них не может быть.
— А, вон оно что, — протянула Инбар, — понятно. Ненормальные, значит, умирают, а нормальные, значит, бессмертны. Родители у него есть?
— Есть, — кивнул Матан, жуя, и зачем-то уточнил: — Папа. И мама.
— Ладно, — вздохнула Инбар, — тащи сюда своего ненормального. Поговорим.
— Уже, — деловито сообщил Матан.
— Что «уже»?
— Уже притащил, — Матан посмотрел на часы. — Сейчас без четверти восемь, я сказал ему, чтоб в восемь приходил.
— Адрес дал? Он найдет?
— Дал. Найдет.
— Ладно, — скомандовала Инбар, сгружая тарелки в раковину и включая чайник, — тогда пей чай и выметайся. Я ему открою. Не нужно смущать чужого человека присутствием его практически отца.
— Не нужно, — легко согласился Матан и извлек яблоко из вазы на столе, — и чаю не нужно, я уже ушел. Я сегодня у мамы побуду, а завтра приду ночевать.
Он критически оглядел кухню, добавил к яблоку апельсин и вышел, привычно пригнувшись в дверном проеме.
Солдат оказался царственно-рыжим плечистым парнем. Он поздоровался с Инбар, прошел за ней в комнату и сел, раздумывая, куда девать автомат.
— Твой командир, когда он дома, обычно бросает оружие где попало, — доверительно сообщила Инбар. — Но тебя он наверняка учит этого не делать.
— Учит, — кивнул солдат и пристроил оружие между колен. — Но это неважно. Потому что жить дальше я все равно не буду.
— Жрать хочешь? — осведомилась Инбар.
— Нет, — коротко отказался солдат.
— Ладно, — согласилась она, — и чаю, наверное, тоже не хочешь.
— Не хочу. Спасибо.
Помолчали.
— Когда я была гораздо моложе, чем сейчас, — заговорила Инбар, — я ухаживала за мамой твоего командира. Мама твоего командира была ослепительно красивая женщина. И у меня с ней был роман.
На слове «роман» солдат поднял голову.
— Это был очень хороший роман. Летний. Ты знаешь, чем летний роман отличается от зимнего?
— Нет, — солдат прикусил губу, и стало заметно, что на щеках у него веснушки.
— Летом гораздо больше хочется гулять. И гораздо удобнее целоваться на ходу.
— А разве можно целоваться на ходу? — удивился солдат. — Приходится же останавливаться!
— Ага, — немедленно согласилась Инбар, — об этом я и говорю. Ну представь себе, каково каждый раз, когда хочется поцеловаться, останавливаться зимой!
Солдат хмыкнул, но ничего не сказал.
— И вот мы гуляли с мамой твоего командира ночами напролет. А время, ты учти, тогда было не такое, как сейчас. Целоваться на улицах и вообще-то было не очень принято, а уж двум женщинам… Короче, мы стеснялись. Поэтому гуляли в совсем поздние часы. Да и вели себя в основном прилично. Но сколько можно гулять и вести себя прилично? И в один из
