поделаешь…
— Солнце садится, скоро станет совсем сыро, надо внести кресло в дом. Давайте втащим его вдвоем, а то оно ужасно тяжелое.
— Конечно, конечно…
Уже через двадцать минут Эрик, урча от наслаждения, стоя пожирал очередной кулинарный шедевр, приготовленный Керри в припадке энтузиазма, спровоцированного вчерашним разговором.
— Керри, это божественно. Es divino. Никогда не ел такой вкусноты. Я, наверное, за лето поправлюсь фунтов на двадцать.
— Вы хоть сядьте!
— Так больше влезет… Слушайте, я окончательно обнаглел, но не могли бы вы приготовить такое же блюдо на мой день рождения? Если, конечно, не сложно.
— А когда у вас день рождения?
— Семнадцатого июля — через две недели. Как-никак круглая дата.
— Да ну? Тридцать?
— К сожалению, да. Как изрек однажды мой велеречивый босс, двадцать девять — это последний шанс ухватиться за улетающую юность.
— Бросьте! Для мужчины в тридцать жизнь только начинается. Зачем вам юность? Зрелость предпочтительнее… А вы не хотите собрать друзей? Если ограничиться десятком приглашенных, я бы все с легкостью организовала. Уик-энд на природе, закуски на свежем воздухе… Как вы на это смотрите? Все-таки юбилей.
Эрик задумался. Почему бы и нет? Обычно он не отмечал день рождения, но сейчас случай особенный. Да он и позвал бы всего пятерых: Берта с Джулией, Лану, Эндрю (которому всегда симпатизировал) и кузена Тома. Присутствие двоих последних уж точно гарантирует веселье. Если только они поедут в такую даль ради него.
— А почему бы и нет? — произнес он уже вслух. — Давайте позовем гостей. Но только в том случае, если вы, Керри, не станете перенапрягаться и просто поможете мне по мере сил.
— Я лучше умру, чем перенапрягусь. Лучше считайте так: моя безвозмездная помощь станет моим же подарком на ваш день рождения.
Ни один из приглашенных не отказался приехать в Лонг-Вуд — скорее, все воспылали энтузиазмом. Том даже выразил готовность провести в родимом доме и следующий день. Эрик и обрадовался, и изумился: он всегда полагал, что до его скромной персоны никому дела нет. В течение ближайших двух недель они с Керри готовились к предстоящему торжеству, хотя их личные отношения не продвинулись ни на йоту, застыв на стадии получувственного благорасположения. Эрику очень льстило, что Керри явно им увлеклась, но ему хотелось получше разобраться в собственном восприятии этой непостижимой девушки и немного продлить этап пленительнотрепетного общения, когда каждый взгляд и каждое случайное прикосновение смущают и будоражат; растянуть удовольствие от предвкушения большего — в конце концов, впереди их ждали еще полтора месяца наедине.
И все же в один прекрасный момент Эрику показалось, что из-за его чрезмерной сдержанности Керри может обидеться и резко отдалиться. Это напугало Эрика, и он, верный своим принципам действовать методично, решил форсировать события на следующий день после намеченной на субботу вечеринки — число 19 он всегда считал счастливым.
Берт с Джулией, Лана и Эндрю прикатили первыми, всучили имениннику подарки и, практически не обращая больше внимания ни на него, ни на прихорошившуюся Керри, которой очень шло светло-розовое полупрозрачное платье, принялись откровенно наслаждаться: есть, пить, хохотать и забавлять друг друга бородатыми анекдотами. Эрику закралась в голову печальная мысль, что они приехали не столько ради него, сколько ради возможности провести уик-энд в таком дивном месте. Всеми забытая Керри снова внутренне зажалась — Эрик понял это практически сразу — и стала такой же, как в день их знакомства: надменной молчуньей, которая гуляет сама по себе.
При виде последних прибывших гостей Эрик пессимистично заключил: если на фоне Берта и Эндрю он еще смотрелся, то теперь его акции упали сразу на десяток пунктов. Соперничать с входившим в моду кузеном Томом он явно не мог — к тому же этот самоуверенный красавец появился в сопровождении остроносой смуглой брюнетки по имени Джессика. Она сразу не очень благосклонно, но очень цепко осмотрела присутствующих дам (те в свою очередь с жадным любопытством взирали на Тома) и лишь затем, не обнаружив достойных конкуренток, немного расслабилась. Эрик с сожалением отметил, что над ним женщины никогда так не тряслись. У него до сих пор стояли в ушах крики всей родни: «Том, не лезь туда!», «Том, сейчас же прекрати!», «Том, немедленно выкинь эту дрянь!». А теперь младший братец — шумное, вечно чумазое существо, которое всячески отравляло ему жизнь и которое Эрик одной рукой с легкостью вышвыривал из собственной комнаты, — был на целую голову выше его и неизвестно на сколько голов впереди по части востребованности противоположным полом. Выслушав очередную порцию поздравлений и приняв подарок, Эрик не смог удержаться от шпильки:
— Да… Последние годы я видел тебя только на экране. Каким ты, оказывается, стал длинным.
— Брось, Эрик, я уже давно такой. Можно подумать, ты не видел меня лет десять.
Эрик повернулся к спутнице Тома:
— Вот так всегда. Стоит нам увидеться, как мы начинаем пререкаться. Может, это нормальные отношения между кузенами? Как вы думаете?
— Возможно. Мой отец и мой дядя тоже постоянно пикируются. Правда, они родные братья, — весело ответила Джессика. («Обаятельная девица», — отметил Эрик.) — А у меня есть кузина Алисия, но мы с ней еще ни разу в жизни не ссорились.
— Как вам это удалось?!
— Ей всего три месяца — вероятно, поэтому. Веселье между тем шло своим чередом. Лана, на повышенно-визгливых тонах обрушившая на Тома лавину восторженных похвал, с ходу попыталась раскрутить его на более тесное общение, но Джессика глянула на нее так, что Эрик подумал: «Сейчас укусит. В крайнем случае, зарычит». Лана отступила, однако ненадолго.
— Слушайте, Том, все актеры — великолепные рассказчики. Я уже много раз в этом убеждалась. Расскажите нам что-нибудь веселенькое, у вас же наверняка неограниченный запас всевозможных историй.
— Нет проблем, — покладисто ответил Том. — Мне недавно на съемках рассказали классную байку про актера Кина. Слышали про такого?
— Слышали, — ласково произнесла Лана. — Эдмунд Кин, великий английский актер начала девятнадцатого века, играл в пьесах Шекспира.
Том посмотрел на нее с видимым интересом.
— Так вот. В него до жути влюбилась одна дама. Зазвала его к себе и сказала: «Мистер Кин, о силе вашего таланта ходят легенды. Я хочу, чтобы эту ночь мы провели вместе, но только будьте не самим собой, а Наполеоном». — «О'кей, леди», — ответил Кин и любил ее всю ночь, как Наполеон. На следующий вечер она сказала: «Я потрясена событиями прошлой ночи, но сегодня мне хочется чего-то новенького. Могли бы вы любить меня, как…» Назовите мне, пожалуйста, какую-нибудь знаменитость.
— Александр Великий, — посоветовал Эрик.
— Он был геем, — мгновенно возразил Берт, — лучше Гай Юлий Цезарь.
— Тогда уж Калигула! — воскликнула Джулия.
— Супер. Кин всю ночь любил ее, как Калигула. О деталях предоставляю догадываться — фильм мы все видели… На третью ночь она попросила, чтобы он перевоплотился в…
— Раджива Ганди, — хихикнул Эндрю.
— Дэвида Уорка Гриффита, хоть он и жил на сто лет позже, — так же весело предложила Лана.
— Допустим. И Кин опять не облажался. Наконец дама сказала: «Эти три ночи были восхитительны — вы гений перевоплощения. Однако сегодня я бы хотела, чтобы вы занялись со мной сексом, как актер Кин». — «Сожалею, леди, — скромно ответил Кин, — но я импотент».
Слушатели захохотали и зааплодировали. Том выглядел очень довольным.
— А теперь, — снова заверещала Лана, добровольно взявшая на себя роль главного распорядителя праздника, — пусть Эндрю расскажет какой-нибудь анекдот про американцев. Он так потрясающе их
