и делать то, что вы делаете..,
Ванек. Что вы имеете в виду?
Станек. Ну, все эти протесты, петиции, письма... Борьба за права человека... Вообще все то, что делаете вы и ваши друзья...
Ванек. Да особо-то много мы не делаем...
Станек. Не надо скромничать, Фердинанд. Я ведь за всем слежу. Если бы каждый делал то, что делаете вы, ситуация была бы совсем иная. Это же чрезвычайно важно, что здесь у нас есть хотя бы несколько человек, которые не боятся открыто говорить правду... Заступаться за других, называть вещи своими именами... Возможно, это прозвучит немного патетично, но мне кажется, что вы и ваши друзья поставили перед собой почти невыполнимую задачу — пронести через сегодняшнее болото остатки нравственности... Пусть та нить, которую вы прядете, тонка, но, очевидно, именно на ней и держится надежда на нравственное возрождение народа.
Ванек. Вы преувеличиваете...
Станек, Во всяком случае, я это вижу именно так...
Ванек. Надежда живет во всех порядочных людях.
Станек. Но сколько их еще осталось, сколько?!
Ванек. Достаточно.
Станек. Пусть даже так. Но вы у всех на виду...
Ванек. А может, поэтому нам все и проще?
Станек. Я бы не сказал! Чем больше о вас знают, тем большая ответственность на вас возлагается. Люди верят вам, надеются на вас... Ведь вы же до некоторой степени спасаете и их честь...
Ванек. Не беспокойтесь, это и вправду лишнее.
Станек. Стоит мне на вас поглядеть, как у меня начинают зябнуть ноги.
Станек выходит из комнаты и вскоре возвращается с тапочками, он быстро нагибается— и Ванек, не успев воспротивиться, оказывается в тапочках.
Ванек
Станек. Что вы, Фердинанд, за что?
Станек идет к бару, достает оттуда коньяк и хочет снова налить Ванеку.
Ванек. Мне больше не надо, пожалуйста...
Станек. Почему — не надо?
Ванек. Я как-то не очень хорошо себя чувствую...
Станек. Вы там, наверное, отвыкли, а?
Ванек. И это тоже, но главное, я вчера... по стечению обстоятельств...
Станек. Понимаю. Вчера как следует погуляли... Послушайте, а вы знаете этот новый винный погребок «У собаки»?
Ванек. Нет.
Станек. Там у них вино прямо из старых подвалов, и при этом совсем недорого. Народу немного, и атмосфера просто замечательная. Во многом благодаря художникам, которым они заказали оформление зала. Очень вам рекомендую! А где вы вчера были?
Ванек. Да знаете ли, пошли мы с моим другом Ландовским...
Станек. Тогда ясно. Это и не могло кончиться иначе. Он, вне всяких сомнений, выдающийся актер, но эти его запои — это же катастрофа!.. Ну, еще-то рюмку — вы можете себе позволить...
Станек наливает коньяк Ванеку и себе, ставит бутылку обратно в бар и садится в кресло.
Короткая пауза.
Ну, а как вообще дела? Что-нибудь пишете?
Ванек. Пытаюсь...
Станек. Пьесу?
Ванек. Одноактную...
Станек. Недавно мы с женой читали эту вашу... о том, как вы работали в пивоварне... Мы получили такое удовольствие...
Ванек. Приятно слышать.
Станек. К сожалению, у нас была очень плохая копия...
Ванек. Жаль, очень жаль...
Станек. Это просто шедевр! Только вот конец показался мне немножко неясным, хотелось бы, чтоб вы дотянули до какого-нибудь однозначного смысла, вы ведь в этом мастер...
Пауза. Оба пьют коньяк. Ванека слегка передергивает.
Ну, а что еще хорошего? Что слышно о Павле? Вы с ним видитесь?
Ванек. Да.
Станек. Он пишет?
Ванек. Он сейчас тоже дописывает одноактную пьесу... Ее должны ставить вместе с моей...
Станек. Надеюсь, вы с ним не выступаете как соавторы?
Ванек. В какой-то степени.
Станек. Откровенно говоря, Фердинанд, я этот ваш альянс все-таки не понимаю... Не насилуете ли вы себя? Этот Павел... Я не знаю... но вы только вспомните, как он начинал... Ведь мы принадлежим к одному поколению... И наше развитие шло, так сказать, по одной и той же траектории... Но признаюсь вам: то, что выделывал он, даже и для меня было слишком! В конце концов это, конечно, ваше дело, и вы сами, наверное, лучше других знаете, как вам себя вести.
Ванек. Да.
Оба пьют. Ванека слегка передергивает.
Станек. Ваша жена любит гладиолусы?
Ванек. Не знаю. Наверно.
Станек. Столько оттенков, как у меня, вы мало где найдете. У меня гладиолусы тридцати двух цветов, в то время как в садоводствах их самое большее — шесть. Как вы думаете: ваша жена обрадуется, если я ей пошлю несколько хороших луковиц?
Ванек. Конечно.
Станек. Она еще успеет их посадить.
Станек встает, подходит к окну, выглядывает наружу, некоторое время задумчиво расхаживает по кабинету, а потом вдруг резко поворачивается к Ванеку.
Фердинанд!
Ванек. Да?
Станек. Скажите, а вас не удивило, что я ни с того ни с сего вдруг позвонил вам?
Ванек. Немного удивило.
