жмет на гашетку. Пушки молчат — весь, весь запас под завязку…
— Отворачивай! Отворачивай! — кричит ей генерал фон Грайм. Но что-то заклинило в управлении. Самолет противника приближается с неимоверной быстротой. Нет никакой возможности увернуться, уйти… Вот, похоже, и конец…
Она видит, истребитель Хартмана тоже получил повреждения. Он падает на одно крыло и тоже молчит. Но невероятным усилием собрав в кулак и сердце, и мастерство, летчик все же выравнивает самолет, делает разворот, намереваясь броситься наперерез противнику и принять удар на корпус.
— Стой! — слышит она в наушниках голос Лауфенберга. Он кричит это Хартману. — Стой! Тебе нельзя! Ты должен жить! Ради Лены!
— Мне нечего терять!
Через мгновение Хелене видит, как, опережая всех, истребитель ее ведомого отвесно пикирует на противника и… вспыхивает… Объятый пламенем, он с воем несется в темноту… Андрис!! Андрис!! Лена кричит, забыв о том, что рядом с ней генерал.
Второй «як» разбит тараном, на который все-таки решился Хартман, и его самолет тоже падает, окутанный черным облаком.
И море пламени освещает землю внизу…
— Нет!! Нет!! Нет!!
— Вперед, — приказывает ей генерал фон Грайм. Ошеломленные неожиданными потерями, «яки» отступают. Глотая слезы, Хелене разворачивает самолет, ложась на прежний курс.
Когда несколько дней спустя два американских истребителя под конвоем доставляют ее на американский военный аэродром, командующий союзной авиацией лично выходит встречать ее.
Искореженный, разбитый, обожженный в боях «вервольф» тяжело останавливается, открывается кабина с затемненными стеклами… Летчица спрыгивает на землю и снимает шлем. Пышные светлые волосы в беспорядке падают ей на плечи. Американский генерал подходит к ней. Она достает из кобуры пистолет, кладет его в шлем и протягивает генералу.
— Я — Хелене Райч, — говорит она по-английски, — полковник люфтваффе, командир истребительного полка. Но весь мой полк — вот, — она кладет ладонь на обожженное крыло своей боевой машины. — Я и он, — голос Хелене дрожит вопреки ее воле.
— Мы сохраним его для истории, — обещает ей американец. — Признаюсь, госпожа Райч, я всегда восхищался Вашим мужеством и талантом…
— Благодарю, — она смотрит на генерала. Ее синие глаза со знаменитым по многим плакатам длинным восточным разрезом кажутся поблекшими и усталыми сверх меры.
Генерал провожает пленную в штаб, где будет проведен первый допрос. Когда она проходит но аэродрому, американские летчики, находящиеся у своих самолетов, отдают ей честь — самой -знаменитой и самой красивой летчице Второй мировой войны.
— Я мечтал сбить Вас в воздухе, — признается Хелене после допроса известный американский ас Крис Hopрис, — но сегодня я рад, что не сделал этого. Я никогда бы не узнал, что Вы такая…
Оказавшись у американцев, Хелене Райч исполнила последний приказ Адольфа Гитлера — она сообщила союзникам точное местонахождение Гиммлера, отомстив тем самым рейхсфюреру за покушение 1942 года.
При аресте рейхсфюрер СС покончил с собой, приняв яд.
Гибель богов
Попрощавшись с Хелене Райч и ее летчиками, Маренн не собиралась долго задерживаться в бункере фюрера. Она спешила вернуться в Шарите, где осталась Джилл, — кольцо наступающих советских войск неумолимо сжималось вокруг правительственного квартала.
Но она обещала Хелене позаботиться о ее сестре, Эльзе Аккерман. Кроме того, нерешенной оставалась главная задача — ей необходимо связаться по рации с командованием союзных войск, чтобы предупредить через них эмиссаров Красного Креста об оставшихся в клинике Шарите больных. Она не могла допустить, чтобы ее пациенты попали в руки безжалостного сталинского режима.
Узнав от военных, что русские части находятся уже в опасной близости от клиники, Маренн заторопилась. По, войдя в помещение для совещаний, она с удивлением увидела, что здесь идут приготовления к какому-то торжеству: стол накрыт скатертью с инициалами «АГ» — Адольф Гитлер. На столе — парадный серебряный сер виз и бокалы для шампанского. Вокруг суетилась прислуга.
Стоя на обычном месте у стола с картой и уставившись пустыми глазами в его полированную поверхность, фюрер диктовал распоряжения молоденькой секретарше Траудль Юнге. Не желая мешать фюреру, Маренн в недоумении вышла из зала и направилась к Еве.
Она нашла фрейлейн Браун в большом волнении — та перебирала свой гардероб, выбирая подходящий наряд. Увидев Маренн, радостно улыбнулась.
Как хорошо, что Вы пришли, фрау Сэтерлэнд, — воскликнула она, — мне так нужен Ваш совет, — но тут же вспомнила о сестре: — Как Гретель? Ей лучше? — спросила встревоженно.
— С ней все в порядке, она заснула, — успокоила ее Маренн.
— Я так благодарна Вам, — со слезами признательности на глазах Ева обняла ее и, смущаясь, попросила: — Пожалуйста, помогите мне, я, право, не знаю, что выбрать. Сегодня такой день! Я выхожу замуж…
Воспользовавшись помощью Рауха и адъютанта Гитлера Гарри Менгесгаузена, которого фюрер, по просьбе Евы и Магды Геббельс, отпустил для сопровождения, Маренн забрала Эльзу Аккерман из бункера и отправилась в Ша рите. Она надеялась, выдав девушку за пациентку своей клиники, передать ее с остальными в распоряжение эмиссаров Красного Креста.
Когда они подошли к Шарите, здесь все еще было спокойно — русские не появлялись. По словам эсэсовцев, охранявших здание, они остановились на соседней улице.
Это известие обрадовало Маренн. Одновременно огорчило то, что и от Красного Креста до сих пор не поступало никаких сообщений. Несмотря на ее многократные обращения, эмиссары не давали о себе знать. Мысленно Маренн уже готовилась к тому, что придется вести переговоры с русскими.
Войдя в палату, Маренн увидела, что Джилл сидит на кровати, а у ее ног лежит верный Вольф- Айстофель. Вместе они бросились навстречу Маренн.
— Мамочка! — воскликнула Джилл. — Я думала, тебя убили…
— Что ты, что ты… — успокаивала ее Маренн, целуя в лоб, в щеки. — Милая моя. Как ты могла такое подумать? Просто накопилось много дел. Ложись. Тебе нельзя вставать. — Она проводила Джилл до кровати, поддерживая ее за локоть.
— Ну, а ты как? — потрепала по загривку пса. Овчарка с восторгом подпрыгивала, вставая на задние лапы, и лизала Маренн в щеку.
— Молодец, молодец, — похвалила она его. — Бережешь молодую хозяйку…
Кроме Айстофеля, по приказу Маренн рядом с Джилл постоянно дежурили два эсэсовца — они получили четкие инструкции на тот случай, если русские захватят клинику и Маренн не сумеет прорваться к дочери. По пока у них не было повода для беспокойства.
Странно, но факт: захватив почти всю центральную часть города, русские пока обходили Шарите стороной. Наверное, клиники их не интересовали. Хотя такое предположение выглядело неправдоподобным — упорные бои шли даже в зоопарке, среди перепуганных обезьян и слонов.
В палату вошел Гарри Менгесгаузен — он спросил, куда отнести фрейлян Аккерман. Маренн ничего не оставалось, как поместить Лизу в одну палату с Джилл. Взглянув на дочь фрау Ким, Менгесгаузен с трудом сделал вид, что ничего не заметил, — поседевшие волосы Джилл произвели на него удручающее впечатление. Он быстро вышел, чтобы не травмировать девушку никчемным удивлением или сожалением. Теперь удивляться уже не приходилось ничему. Да и сожалеть — тоже.
— Кто это, мама? — тихо спросила Джилл. Она приподнялась в кровати и с испугом смотрела на
