около патефона и скомандовал:
— Слушать мою команду! Стоять смирно!
И вдруг медвежонок встал на задние лапы. Краснофлотцы затаили дыхание.
— Парад, смирно! Равнение направо! — скомандовал Рыбка и незаметно передвинул банку с молоком.
Медвежонок повернул голову направо и поднял лапу к голове. Все так и ахнули.
Наливайко завёл патефон. Грянул марш «День в лесу». Защёлкали птицы, закуковали кукушки.
— Товарищи, да ведь он смеётся! — крикнул кто-то.
И правда, у медвежонка губы сложились так чудно, как будто он улыбался. Тут Рыбка снял свою фуражку, нахлобучил её на медвежонка и крикнул, заглушая музыку:
— Здравствуй, отчаянный моряк!
Медвежонок зарычал:
««Уру-уу-у!»
Пластинка кончилась, и медвежонок полез к Рыбке за молоком. Он знал своё дело.
Конечно, банка перешла в его лапы. Медвежонок, подняв её над головой, дождался, пока не потекло сладкое молоко, сложил язык в трубочку и, не теряя ни одной вкусной капли, опростал банку до дна.
— Ай, умница! Ай, молодец! — раздавалось вокруг. — Одно плохо — имени у него нет!
— Задача нетрудная, — сказал Рыбка, — мы ему сейчас имечко подберём. А ну, товарищи, предлагай!
Краснофлотцы подумали и начали, перебивая друг друга, предлагать имена, а кое-кто даже и фамилии:
— Косолап Шишкин!
— А что? Красиво!
— Почему Шишкин?
— Потому что он из лесу.
— Тогда уж лучше Ёлочкин! Миша Ёлочкин, например.
— Мишка Топтыгин! Вот это да!
— Негоже, — покачал головой Рыбка. — Сколько есть на свете медведей, все они зовутся Мишками да Топтыгиными. Нашему отличительное имя требуется. Он на волнах качался — не испугался, в бою побывал — не сплоховал. Он на парад с нами пойдёт. Вот какой это исключительный зверь! Думайте же, братцы, думайте!
Задумались краснофлотцы. А медвежонок, видя, что молоку конец, так принялся вылизывать банку, что Рыбка испугался, как бы сладкоежка не порезался об острые края, и потянул банку к себе. Медвежонок зажал банку в лапах крепче и недовольно заурчал. Рыбка потянул банку решительней.
Тогда медвежонок повернул к краснофлотцам обиженную морду и взревел:
— Йоххххор!
— Слыхали, товарищи, какое у него настоящее имя? — спросил Рыбка.
— Слыхали, — ответили краснофлотцы. — Егор!
— Ну, пусть он и будет Егоркой, — сказал Рыбка. — А чтоб все знали, что он флотский, мы ему сейчас заметину сделаем.
Рыбка, снял с медвежонка ремень и на обратной его стороне написал чернильным карандашом: «Егорка. Черноморский флот».
Тут явился на верхнюю палубу редактор корабельной газеты «Торпеда» с фотоаппаратом.
— А ну, товарищи, — сказал он, — давайте я сниму всех вместе с Егоркой для газеты.
Краснофлотцы бросились занимать места поближе к Егорке, но все без спора уступили место рядом с медвежонком Наливайко и Рыбке.
Редактор газеты наставил аппарат и сказал:
— Снимаю! Смирно!
Медвежонок поднял лапу к бескозырке. Краснофлотцы не могли выдержать и рассмеялись.
Так они все и получились…
Один против всех
Засвистела дудка:
— Идущим на физкультпарад построиться!
Мигом построились краснофлотцы, с командирами во главе. Раздалась команда. Все чётко повернулись к корме корабля и начали сходить по трапу на мол.
— Егорка, не отставай! — позвал медвежонка Рыбка.
Егорка послушно пошёл за краснофлотцами.
А уж навстречу им неслась музыка и шли команды с других кораблей.
Команде «Гневного» пришлось подождать: её опередили краснофлотцы и командиры с линкора «Маршал».
Развевая красные флаги, с оркестром в сто человек впереди, в голубых трусиках и белых туфлях, стройными загорелыми рядами шли на парад маршаловцы.
В третьем ряду, чеканя шаг, следовал Охапка, дальше шли Рубин, боцман Топорщук, кок, машинисты, электрики.
Ах, если бы не поторопились маршаловцы, а пошли позади «Гневного», кого бы они увидели!
Славно прошли маршаловцы! Тысяча рук отмахивала шаг, но казалось, что размахивали лишь две руки. Тысячи ног ступали по мостовой, но казалось, что идёт только один человек — широкоплечий, умноглазый, весёлый и сильный.
За маршаловцами тронулась команда «Гневного». Идти было просторно и легко. Народ толпился на тротуарах, всем хотелось встать в одну шеренгу с флотскими ребятами и шагать и петь ту же хорошую песню, что пели моряки под звуки серебряных труб:
Славно пели краснофлотцы!
Вдруг по улице покатился смех: с тротуаров увидели Егорку с бантом, подпоясанного краснофлотским ремнём.
Водосточные трубы и фонари брались ребятами с бою. Скоро и трубы и фонари шевелились и кричали, как живые, — столько на них повисло ребят.
Егорка шёл, ни на кого не глядя. Парад так парад. Рад не рад, а шагай весело!
Вслед за командой «Гневного» шли подводники. Веснушчатый барабанщик оркестра готов был спрятаться в свой большой барабан. Ему очень смешно было глядеть на медвежонка, на его хвостик, похожий на запятую.
Попробовал барабанщик зажмурить глаза, но тогда не видал, куда шёл; пробовал то налево, то направо голову поворачивать — с ноги сбивался. Посмотрит прямо, а впереди опять этот косолапый топает по мостовой, и ремень у него как у старого краснофлотца.
И барабанщик смеялся до того, что стал неверно отбивать оркестру такт своей култышкой…
