сценами из мифов о богах и героях.
— Огастес! — воскликнула Эванджелина с явной угрозой в голосе.
Эллиот взглянул на хозяйку с некоторым удивлением.
— Вот как, мисс Стоун? А я-то думал, что вы ограничиваетесь портретами и пейзажами.
— Это потому, — объяснил с набитым ртом Гас, — что дядюшка Питер сбывает лучшие полотна с такой скоростью, что они не успевают повисеть здесь, у нас.
Эллиот заметил, как смущенно заерзала на стуле Эванджелина.
— Она становится баснословно знаменитой, — продолжал Гас. — Но Эви не подписывает свои полотна полным именем. — Он положил вилку на стол. — Вы разбираетесь в искусстве, мистер Робертс?
Эллиот немного помедлил с ответом.
— Скажем так: я знаю, что именно мне нравится. — Он перевел взгляд на свою соседку слева. — Умоляю, назовите свой псевдоним, мисс Стоун?
Эванджелина была теперь явно раздосадованна.
— Ван Артевальде, — с готовностью ответил за нее Гас. — Э. ван Артевальде.
По традиции после ужина члены семьи переходили в гостиную, где музицировали, читали или играли в карты. Эванджелина заметила, что Эллиот Роберте нерешительно стоял, опираясь на свой стул, пока столовая почти опустела. Незаметно наблюдая за ним, она еще раз оценила взглядом художника его высокую поджарую фигуру, руки с длинными, изящными пальцами, которыми он держался за спинку стула. Несмотря на непринужденность его манер, Эванджелина не могла не заметить в нем какую-то неуверенность. Что-то тревожило этого человека. Хотя, вполне возможно, он просто заскучал в их обществе.
Хотя Эванджелина вовсе не собиралась ни перед кем оправдываться за спокойный, уединенный образ жизни своего семейства, она понимала, что их компанию отнюдь нельзя назвать изысканным обществом. А судя по скучающему выражению на красивом лице Эллиота Робертса, он привык к более светскому образу жизни. А если это так, криво усмехнувшись, решила она, то мистер Робертс явно ошибся адресом. Однако ей почему-то очень хотелось, чтобы он остался в Чатем-Лодже, хотя никакого разумного объяснения этому желанию она не могла бы дать. Просто ей очень хочется написать его портрет, убеждала она себя, и это всего лишь естественное желание живописца запечатлеть на холсте красоту реальной жизни. Все остальные глупые мысли быстро исчезнут, останется только это жадное стремление перенести на холст увиденную красоту.
Она приказала Тесс и Полли убрать со стола, заметив при этом, что мистер Робертс о чем-то разговаривает с Гасом. Несмотря на то что ее гость был за столом довольно молчалив, застенчивым человеком его, пожалуй, нельзя было назвать. Хотя его одежда сильно пострадала от непогоды, он был явно из состоятельных людей, а его манеры, жесты и даже голос выдавали в нем человека, привыкшего отдавать приказания. Эванджелина на мгновение смутилась, представив себе, какими безнадежно провинциальными они могли показаться человеку столь высокого общественного положения.
— Мистер Робертс, — обратилась она к нему наконец, — мы здесь обычно не подаем портвейн после ужина. Но если вы с Гасом пожелаете…
Гость покачал головой:
— Спасибо, мисс Стоун, не надо. Вы позволите мне проводить вас в гостиную? — сказал он, предлагая ей руку.
Эванджелина любезно улыбнулась, но от предложенной руки отказалась.
— Мне кажется, мистер Робертс, что вы не вполне свободно чувствуете себя у нас. Здесь все не так, как в городе. Так что, поверьте, вам совсем не обязательно присоединяться к нашим развлечениям в гостиной, тем более что они едва ли могут прийтись вам по вкусу.
Кажется, мистер Роберте был несколько озадачен, и она даже подумала, не обидела ли его чем-нибудь.
— Понимаю, — пробормотал он, — я не хотел бы мешать вам своим присутствием.
Так и есть, она его обидела.
— Вы не так меня поняли, сэр, — мягко сказала Эванджелина, беря его под руку и стараясь при этом не сосредоточиваться на ощущении твердых мощных мускулов под тканью его пиджака. — Я просто не хотела, чтобы вы чувствовали себя обязанным играть в триктрак с моими подопечными или слушать наше пение, а то и отплясывать джигу, а кроме того, иногда приходится играть в жмурки или еще того хуже.
— Хуже? — воскликнул он в притворном ужасе. — Что может быть хуже?
— Есть еще такая игра, как «отними туфлю», мистер Робертс. Вам в нее никогда не приходилось играть?
— К сожалению, — печально признался он.
— Остерегайтесь играть в эту игру, — предупредила она. — После нее остаются синяки и ссадины.
— Понимаю, — серьезно промолвил он.
К этому времени они остались одни в слабо освещенном коридоре. Эллиот остановился и, развернувшись на каблуках, встал перед ней. Его прищуренные серые глаза поблескивали, отчего по ее телу неожиданно прокатилась горячая волна. Когда он снова заговорил, в его тихом голосе появились интимные баритональные нотки, вызвавшие у нее непреодолимое желание придвинуться к нему поближе.
— Умоляю, мисс Стоун, скажите мне, чем я еще рискую, оставаясь в этом очаровательном доме и в этой обворожительной компании?
У Эванджелины перехватило дыхание, она с трудом поборола желание прижаться к нему. Он стоял теперь так близко, что она ощущала жар, исходивший от его тела. Он взял ее за руку, и она почувствовала сквозь шелковую ткань платья тепло его пальцев. Уловила легкий запах дорогого табака. Даже в слабо освещенном коридоре она видела, как горит огонь в его дымчато-серых глазах.
— Ну… скажем, есть еще домашнее вино из крыжовника, — пробормотала она, стараясь говорить шутливо. Господи, но он действительно опасно красивый мужчина, который принадлежит другой женщине, напомнила она себе, хотя в этом напоминании было мало проку.
— Понятно. Значит, вино из крыжовника, — повторил он. — От него притупляются чувства? Этого я боюсь больше всего.
— Если решитесь его попробовать, то ваши чувства лишь обострятся, — сказала она, осмелившись взглянуть ему в лицо. — Уинни готовит его собственноручно и, к несчастью, непомерно гордится этим.
— Пожалуй, я не рискну его пробовать, потому что очень дорожу своим здравомыслием.
— Вот как? — сказала Эванджелина, нервно покусывая пересохшие губы и чувствуя, что слишком остро реагирует на физическую близость огромной фигуры мистера Робертса. Она чуть пошатнулась и еще больше приблизилась к нему — то ли по собственной воле, то ли потому, что он легонько притянул ее к себе, трудно сказать. Она неуверенно приложила ладонь к его груди, желая оттолкнуться и в то же время испытывая непреодолимое искушение вцепиться пальцами в ткань его сорочки. Она почувствовала сильные и ритмичные удары его сердца, и вновь этот жар и жизненная энергия вызвали горячую волну желания в ее теле.
— Да, очень дорожу, — подтвердил он, склоняясь к ней еще ниже, так что его губы почти прикоснулись к ее уху.
Эванджелину вдруг охватила паника. Она резко отстранилась от него и попыталась сделать шаг назад.
— Извините, мистер Робертс, — сказала она, тяжело дыша и чувствуя, что мучительно краснеет, — мне пора идти. Я должна переворачивать страницы нот для Фредерики. Она, как всегда после ужина, будет играть на фортепьяно.
Чувствуя себя виноватой, Эванджелина торопливо направилась в сторону гостиной. Не следовало ей позволять своему клиенту глупо флиртовать с ней потому лишь, что ей доставляют удовольствие его знаки внимания. Для мистера Робертса подобные заигрывания ничего не значат, а она из-за этого чувствует себя незащищенной и уязвимой.
Она понимала, что в обществе флирту не придают никакого значения. Умение флиртовать считается даже таким же неотъемлемым качеством светского человека, как умение танцевать или играть в карты. Но она, в отличие от мистера Робертса, не принадлежала к английскому обществу. И для нее слова по-прежнему значили именно то, что они означают, а страсть была чем-то таким, что она могла позволить себе выразить только на холсте с помощью красок. В присутствии этого красавца она чувствовала себя вне своей стихии и очень удивлялась собственной реакции на него.
Окинув взглядом гостиную, Эванджелина заметила, как Майкл, закинув голову, весело рассмеялся какой-то шутке Тео. Как ни странно, вид веселого и довольного жизнью брата подействовал на нее отрезвляюще. Мало-помалу к ней вернулось утраченное самообладание. Подойдя к Фредерике, она открыла нотную тетрадь. Именно в этот момент Эллиот Роберте вошел в гостиную.
Не прошло и нескольких минут, как Эллиота вовлекли в качестве четвертого игрока в карточную игру с Гасом, Тео и Майклом. Мистер Стокли, освободившись от этой повинности, уселся на диван с томиком стихов. К ужасу Уинни Уэйден, мальчики уговорили Эллиота сыграть в «мушку» на деньги со ставкой в полпенни. Несмотря на символический размер ставки, а также богатый опыт Эллиота за карточным столом, он без конца проигрывал, потому что не мог сосредоточиться на игре.
Эванджелина сидела в другом конце гостиной рядом с Фредерикой и перевертывала страницы нот. Эллиот постарался расположиться за карточным столом таким образом, чтобы можно было наблюдать за этой парочкой. Фредерика играла с поразительным для такой малышки мастерством. Однако он не мог не заметить, что девочке частенько приходилось останавливаться явно по вине Эванджелины, которая забывала вовремя перевернуть страницу.
Его заигрывания привели ее в явное замешательство. Зачем, спрашивал себя Эллиот, он поступил столь бессердечно? Несмотря на свой возраст и самообладание, Эванджелина, видимо, не привыкла к вниманию такого завзятого любителя пофлиртовать, как он, потому что сразу же смутилась и покраснела. Чего он надеется добиться своим
