Наш следующий рассказ — о Даниель–беке. Отец его Ахмед–хан–Султан добровольно принял царское подданство. В 1831 году он умер, и наследство его досталось сыну. Даниель–бек также оставался верным царскому правительству и свою преданность показал не однажды. Еще при Кази–Магомеде некоторые восставшие аулы Елисуйского султанства три раза посылали вакилей к Даниель–беку, приглашая перейти на свою сторону, но тщетно. Вместе с войсками завоевателей он участвовал в подавлении восстаний.
Из его биографии мы могли бы сообщить и такие факты. В июне 1839 года Даниель–бек покорил жителей Рутула, чем обезопасил тылы царских войск, занятых строительством Ахтынской крепости и осадой Шамиля в Ахульго. Еще через три года Даниель–бек оказал помощь генералу Аргутинскому–Долгорукову. Вот как это случилось.
Наиб Шамиля Гаджи–Ягья хотел закрепиться перед Кази–Кмухом. Туда же заторопился Аргутинский, но артиллерия и плохая дорога тормозили движение солдат. Выход из ущелья, по которому они шли, могли занять горцы. Вот тут?то помощь царским войскам оказал Даниель–бек. Об этом событии Аргутинский–Долгоруков докладывал генералу Головину следующее: «Получив здесь сведения, что неприятель показался у выхода из ущелья, я послал Елисуйского султана с 200 человек кавалерии, а сам с сотней пешей милиции и двумя батальонами Тифлисских и Менгрельских егерей выступил… Елисуйский султан, настигнув неприятельский аванпост из 40 человек… гнал оный до самого селения Шовкра, более половины положил на месте и одного взял в плен для языка…»[40]
Многолетние усилия царского правительства не только не привели к покорению края, а наоборот, усилили движение горцев. Завоеватели решили изменить тактику. Например, генерал–майор Ладынский предлагал следующее: поскольку карательные экспедиции не имеют успеха, надо занять и укрепиться на плоскостном Дагестане: восставшие не могут долго без хлеба, который дает эта часть Дагестана. После того как эта задача будет выполнена, необходимц сделать еще шаг: «Следует действовать на привлечение горцев к покорности и разъединению их. Надо действовать через ближайших начальников внутри гор деньгами, но не вдруг, а постепенно… Принуждением и силою властям того нельзя достигнуть, что можно завершить любовью и доверенностью народа того края, где кто начальствует. Тогда им откроется верный способ найти посреди тех же народов людей, через которых… не иначе как деньгами, можно действовать на поселение раздора не только между различными племенами, но и самими военачальниками Шамиля, и даже породить кровную месть, заставя между собою драться, и тем ослаблять их. Потом более непокорных можно наказать вернее, употребляя для сего не одни наши войска, но татарскую милицию и даже тех горцев, которые враждебны будут с нами»[41].
Ладынский не открывает Америки. Ему и другим царским военачальникам предшествовал многовековой опыт английских, французских и других колонизаторов, в арсенале которых можно было найти и не такие приемы. Мы не стали бы особенно останавливаться так подробно на высказываниях генерала, если бы не одно обстоятельство. Он сетует, что, «к несчастью, из настоящих начальников мало таких, которые бы до сего достигали».
Генерал–майор из «настоящих начальников» выбор остановил на Дани–ель–беке. С ним был вполне согласен военный министр России Чернышев. Он также считал, что «Султан Даниель–бек один из надежнейших для таковых поручений…» И уж «после него я считаю полезным в сем отношении Ахмет–хана Мехтулинского…»
Но у Даниель–бека к этому времени вызревают свои планы. В 1840 году царское правительство решило Елисуйское султанство как участок подчинить Белоканскому уезду Грузино–Имеретинской губернии. Этот акт сильно ущемил Даниель–бека. В прошении на имя Чернышева он ходатайствовал оставить все в прежнем положении и, кроме того, утвердить его самого в княжеском достоинстве.
Между тем военная обстановка в горах изменилась коренным образом. 1843 год можно назвать годом Шамиля. Почти весь Дагестан оказался в руках горцев, а самая большая крепость царских войск Темир–Хан–Шура была заблокированной в течение целого месяца. Успехи народно–освободительного движения, вероятно, заставили трезво оценить положение и Даниель–бека. Он понимал, что в прежней роли агента и холуя колонизаторов он мог лишиться не только своих владений, но и собственной головы. И он сделал неожиданный для своих господ ход.
«Вчера я получил сведения от моих лазутчиков, что генерал–майор султан Елисуйский Даниель торжественно присягнул в мечети принять сторону Шамиля и заставил присягнуть при этом и своих подданных, — доносил 6 июня 1844 года генерал–майор Шварц своему начальству. — Я не мог еще допустить мысли, — восклицал генерал, — чтобы султан–генерал русской службы мог решиться к вероломству…»
Кавказское начальство по этому поводу забило тревогу. Одни сожалели, что в свое время не упрятали Даниель–бека если не в Сибирь, то хотя бы в глубинные районы России. Другие предполагали как?нибудь примириться с ним и вернуть его, так как «если что случится с Шамилем, то Даниель–Бек–Султан сделался бы начальником всех неприязненных нам племен и в некоторых отношениях был бы для нас еще опаснее». Но Даниель–бек очень скоро начал изменять и горцам и их вождю. Переходя к соплеменникам, он на всякий случай увез в горы и сына княгини Нох–бике, жены хана Мехтулинского, малолетнего Ибрагим– хана. Шамиль приказал в конце марта 1845 года вернуть мальчика несчастной матери. Воспользовавшись случаем, Даниель–бек тайно передал через своего человека Нох–бике, что он раскаивается в совершенном и желал бы знать, будет ли прощен, если вернется назад.
Сам Шамиль никогда не питал симпатии к Даниель–беку. Но учитывая его добровольный переход на сторону движения, некоторое его влияние на жителей Елисуйского султанства и знания в военном искусстве, приобретенные у русских, назначил его наибом. В нескольких небольших сражениях Даниель–бек показал себя настоящим бойцом. Но время от времени к имаму поступали сведения о его непонятных действиях. Такой доклад был сделан, к примеру, Шамилю согратлинцами в 1843 году. Пытаясь оправдаться, Даниел–бек немедленно обратился к жителям этого аула. В письме, в частности, говорилось: «… Когда до меня дошел слух о том, что вы наговариваете на меня, я был поражен. Разве вы не знаете, что я, оставив свои владения, бежал к братьям. Могу ли я после всего этого добиваться старого…»[42]
Шамиль опасался измены со стороны нового наиба, потому согласился, чтобы сын Кази–Магомед взял в жены дочь Даниель–бека — Каримат. На новой службе Даниель–бек быстро понял, что, пока жив Шамиль, ему ни султанства, ни прежних владений никогда не получить. Только переход снова на сторону русских, возможно, вернул бы ему прежнее положение и владения. Сделать это было не так легко, как ему казалось вначале. В случае новой измены не только дочь Каримат и вся семья бека могли бы быть подвергнуты преследованию со стороны имама, но и каждый встречный горец мог убить Даниель–бека как врага.
И султан Елисуйский ведет двойную игру. В 1854 году он с сыном Шамиля Кази–Магомедрм совершает военный поход в Грузию. Там в плен к ним попадают две княгини. Было решено обменять их на сына Шамиля Джамалутдина. Из переговоров посредник Громов вынес следующее впечатление: «Носится слух, что Даниель–Султана Шамиль ласкает лишь по родству с ним, а на деле весьма мало обнаруживает к нему доверия»[43]
Линия поведения Даниель–бека очень запутана. После возвращения из России старшего сына Шамиля Джамалутдина он хочет выдать за него другую свою дочь. Нам кажется, что наиб имама рассчитывал найти союзника в лице Джамалутдина, чтобы в удобный момент совершить переворот, поставить восставших под удар и таким образом сполна оправдаться перед царским двором и заодно вернуть все свои богатства.
Эта попытка не увенчалась успехом. Ни любовь Джамалутдина к его дочери, ни просьбы людей, ни усилия самого Даниель–бека не изменили взгляд Шамиля. Он не дал разрешения сыну на женитьбу. Ему в жены была определена дочь чеченского наиба Талгика. Тогда Даниель–бек ринулся в другую крайность. Он выдвинул перед Шамилем следующий план: отправить его, Даниель–бека, с 15 почетными горцами (пользующихся большим уважением) в Турцию, Англию, Францию, где они расскажут о положении дел и попросят помощи. Идя навстречу просьбе горцев, иностранцы помогут образовать из Дагестана отдельное государство под протекторатом Турции. Шамиль отвечал, что он едва–едва справляется с подвластными ему
