Вечер у Клэр

невидимому городу; воздушные пропасти разверзались за нами; и во влажной тишине этого путешествия изредка звонил колокол — и звук, неизменно нас сопровождавший, только звук колокола соединял в медленной стеклянной своей прозрачности огненные края и воду, отделявшие меня от России, с лепечущим и сбывающимся, с прекрасным сном о Клэр…

Париж, июль 1929 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые — Париж: Изд-во Я.Е. Поволоцкого, 1930. На обороте титульного листа текст: 'Настоящая книга набрана и отпечатана типографией Societe Nouvelle d'Editions Franco-Slaves в декабре месяце тысяча девятьсот двадцать девятого года в количестве одной тысячи двадцати пяти экземпляров, из коих двадцать пять на бумаге Offset. Обложка работы Вал. Андреева'. Печатается по данной публикации.

Впервые в России — Сов. воин. 1990. э 4 — 5/Публ. Ст. Никоненко, вступ. ст. Э.Сафонова; Лит. Россия. 1990, э 7 — 8 (в сокращ.) / Публ. и вступ. ст. Ст. Никоненко.

Еще до выхода в свет романа Михаил Осоргин сообщал о нем А.М.Горькому в Сорренто. Очевидно, он читал рукопись или же знал о ней от самого автора. 8 ноября 1929 г. он писал: 'Я жду не мало от Г. Газданова, книжка которого ('Вечер у Кэт' — так у Осоргина. — Коммент.) скоро выйдет, в 'Петрополисе', автор еще очень молод, студент' (Архив А.М. Горького. КГ — П 55 — 12 — 24).

На посланную ему после выхода в свет книгу Горький ответил большим письмом, в котором высоко оценил талант Газданова. 5 марта 1930 г. Осоргин писал Горькому: 'Ваше письмо я передал Газданову. Он очень счастлив Вашей оценкой. Любопытный юноша, умница, не без хитрецы'.

Связь с Горьким в ту пору шла через Осоргина. Выражая в своем ответном письме Горькому благодарность за отклик, Газданов, в частности, писал: 'Когда я только начинал вести переговоры об опубликовании своего романа, я думал о том, что непременно пошлю Вам книгу, но не укажу адреса, — чтобы Вы не подумали, что я могу преследовать какую-нибудь корыстную цель — хотя бы цель получить Ваш отзыв' (Письмо от 3 марта 1930 г.; Архив А.М.Горького. КГ — НП/а — 7 — 51).

'Вечер у Клэр' привлек внимание литературной общественности зарубежья. Отзывы на роман появились в таких изданиях, как 'Числа' и 'Последние новости', 'Иллюстрированная Россия' и 'Россия и славянство', 'Руль' и 'Воля России', 'Русский магазин' и др.

Поэт и критик Николай Оцуп одним из первых отметил (ошибочно) влияние Пруста на автора: 'Как у Пруста, у молодого русского писателя главное место действия не тот или иной город, не та или иная комната, а душа автора, память его, пытающаяся разыскать в прошлом все, что привело к настоящему, и делающая по дороге открытия и сопоставления, достаточно горестные'. Полагая, что ряд эпизодов романа вовсе не обязателен для развития действия, рецензент, вместе с тем, делает важное и справедливое наблюдение, которое впоследствии будут повторять внимательные критики, — относительно самоценности отдельных эпизодов, эпизодических характеров и даже отдельных описаний: '…если не требовать от всех эпизодов газдановского романа истинно музыкального согласования с целым, в каждом легко найти неоспоримые достоинства, а также места, как борьба тарантула с муравьями или смерть подстреленного орла; такие характеристики, как характеристика Ворониной или солдата Данько, настолько удачны, что иногда спрашиваешь себя, не это ли лучшее в 'Вечере у Клэр'. Закрывая книгу, сомневаешься, не более ли случаен для Газданова, как ни примечателен, весь замысел его романа, вся эта умная и сложная композиция, нежели способность оживлять те или иные эпизодические фигуры, те или иные картины природы'. 'В чем именно главная сила газдановского таланта, по первому его роману судить трудно, — заключал свою рецензию Оцуп. — Но он уже сейчас показал себя наблюдательным, умелым и, что важнее всего, настоящим писателем' (Числа. 1930. э 1. С. 232 — 233).

Михаил Осоргин в своей рецензии на роман, тоже отмечая влияние Пруста на автора романа, утверждает, что это отнюдь не умаляет оригинальности его дарования; он уверен, 'что художественные возможности Гайто Газданова исключительны' (Последние новости. 1930. 6 февр.).

Георгий Адамович, говоря о литературных предшественниках, кроме Пруста, указывает и Бунина:

'…Газданов все время прерывает свой рассказ замечаниями в сторону, наблюдениями, соображениями, стремится в самых обыкновенных вещах увидеть то, что в них с первого взгляда не видно. Как бунинский Арсеньев, он пренебрегает фабулой и внешним действием и рассказывает только о своей жизни, не стараясь никакими искусственными приемами вызвать интерес читателя и считая, что жизнь интереснее всякого вымысла.

Он прав. Жизнь, действительно, интереснее вымысла. И потому, что Газданов умеет в ней разобраться, его рассказ ни на минуту не становится ни вялым, ни бледным, хотя рассказывает он, в сущности, 'ни о чем'… Общее впечатление: очень талантливо, местами очень тонко, хотя еще и не совсем самостоятельно…' (Последние новости. 1930. 8 марта).

Несколько выбивается из общего одобрительного тона отзыв Германа Хохлова (Ал. Новика), напечатанный в рижском журнале 'Русский магазин'. Рецензент главным образом стремится найти в книге недостатки, подходя к ней с позиции неких закостенелых романных канонов. И тем не менее он вынужден все же признать:

'Но художественная неубедительность романа, как целого, не скрывает острой и бесспорной талантливости автора. Преодолевая неподвижность материала, силой стилистического сцепления соединяя его разрозненные части, в романе живет и ощущается та творческая динамика, которая определяет подлинное литературное вдохновение' (Русский магазин. 1930. э 1. С. 27).

Наиболее развернутую характеристику роману дал критик Марк Слоним в пражском журнале 'Воля России'. Он не только обнаружил несколько важных особенностей газдановской прозы, но и показал отличие его повествовательной манеры от прустовской:

'Смена образов и рассуждений, составляющая плоть романа, — писал Слоним, — основана на случайных ассоциациях. Порою это ассоциации по сходству или по смежности, и автор переходит от одной картины к другой, не заботясь о внешнем оправдании своего творческого каприза. Но случайность эта мнимая. В романе Газданова, несмотря на неровность отдельных частей, есть подлинное художественное единство.

Это единство стиля и способа выражения, единство 'настроенности' произведения, придающее ему и стройность, и притягательность. В 'Вечере у Клэр' нет обычных признаков занимательности, и однако всю книгу прочитываешь в один присест, без ослабления читательского внимания. Объясняется это не только тем, что Газданов прекрасный и увлекательный рассказчик. Об этом можно судить и по его мелким вещам. Но в романе он достиг высокой степени эмоциональной напряженности, и она-то и сообщает ему главную прелесть… И людей, и происшествия Газданов изображает на особом полулирическом-полуироническом фоне, который придает им своеобразные очертания. Быть может, этот фон и составляет главное в романе'. 'У Газданова недюжинные литературные и изобразительные способности, он один из самых ярких писателей, выдвинувшихся в эмиграции', — подчеркивает Слоним (Воля России. 1930. э5/6. С. 456).

После появления романа 'Вечер у Клэр' русская зарубежная критика при обсуждении современной литературы часто стала ставить рядом имена В. Сирина и Г.Газданова (до тех пор в иерархии молодых писателей эмиграции Сирину принадлежало бесспорное первенство). В этой связи представляет интерес контекст, в котором объединяются эти два имени Г.Адамовичем в его статье 'О литературе в эмиграции':

'Споры эти (о возможности эмигрантской литературы. — Коммент.) ведутся страстно, нетерпимо. В состоянии запальчивости и раздражения одни восклицают: ничего здесь нет, ничего здесь не может быть! Другие, впадая в крайность не менее 'клиническую', уверяют, что только здесь, в эмиграции, литература и существует и что столица русской словесности теперь не Москва, а Париж.

В этом лагере очень любят слово 'пораженчество'. Кто сомневается, чтобы суждено нам было увидеть и здесь, в эмиграции, расцвет русской литературы, тот и пораженец. Кто не совсем твердо убежден, что Сирин будет новым Львом Толстым, а Газданов новым Достоевским, — тот пораженец' (Последние новости.