Фенн повернулся на своем стуле, со смущенной улыбкой на губах, но милорд Уинтэш уже обратился к своей супруге, приветствуя ее безукоризненным поклоном. Леонора пробормотала:
– Доброе утро.
Как долго он уже стоял в дверях? Какие фразы из их разговора он слышал?
Из-под полуопущенных ресниц она наблюдала, как он сел к столу и осторожно налил себе чаю. Он был бледнее обычного, и только темные тени, которые залегли под глазами глубже, чем всегда, указывали на излишества прошедшего вечера.
– Как жаль, что я нарушил вашу дискуссию о состоянии моего здоровья, которая была в самом разгаре, – иронически заметил он во внезапно возникшей тишине и подлил молока в свою чашку.
– С твоим похмельем я попал в самую точку, – ухмыльнулся Фенн и поднялся. – Очень сожалею, Герве, но я не дам тебе возможности выместить свое плохое настроение на мне. Может быть, тебя успокоит присутствие твоей милой жены!
Леонора предпочла бы задержать Фенна, но он ушел так быстро, что она не успела произнести ни слова. Смущенно смотрела она на свою пустую тарелку. Присутствие графа так неожиданно оживило события прошедшего вечера, что ее лицо и шея заметно покраснели. Она не знала, чего ей ожидать: извинений или объяснений.
Герве Кройд тоже боролся с совершенно незнакомым ему чувством смущения. С восходом солнца он пришел в себя на диване в библиотеке, с тяжелой головой, которая совершенно отказывалась служить ему, когда он хотел вспомнить подробности прошлой ночи.
Воспоминания были лишь отрывочными, и ему не удавалось понять, было ли это в действительности или существовало только в его воображении. Приснилась ли ему женщина в изумрудно-зеленом пеньюаре с распущенными волосами? Невинные и в то же время такие сладкие поцелуи, мягкая упругость шелковистой кожи. Была ли то игра его воображения?
Вот что получается, когда человек ищет решения своих проблем в бутылке бренди. Что за проклятая путаница!
Ясно было только одно: он напился, как целый полк драгун, у которых пересохло в горле. Не могло быть другого объяснения тому, что ему так живо представилось, как он страстно желал и целовал свою незаметную и непривлекательную жену. Именно ту особу, которая была ему навязана таким унизительным путем.
Из-под нахмуренных бровей он бросил на нее изучающий взгляд, который впервые был лишен предубеждения и гнева.
Она выглядела печальной. Молодой, одинокой и невзрачной.
О чем она думает, спрашивал он себя в необычном приливе сочувствия к ней. Что ее угнетает? Не была ли она, так же как и он сам, лишь жертвой? Объектом торговой сделки, проведенной ее тщеславным отцом, который в своем желании получить дворянский титул действовал настолько же безрассудно и цинично, как и его собственный родитель, когда спустил состояние Уинтэшей в игорных домах Лондона.
Она что-то сделала со своими волосами. До сих пор он ни разу не замечал, что они такими красивыми волнами обрамляли ее лицо. И красноватые отблески от света, падавшего сзади сквозь высокие окна на эти мягкие локоны, показались ему новыми и необычными.
Естественно, она ни в коей мере не могла тягаться с леди Амандой, но сегодня утром она, безусловно, выглядела очень женственной и хорошенькой. К тому же, за столом были выгодно скрыты некоторые детали ее полной фигуры, а темно-фиолетовый тон платья несколько освежал и оттенял бледное лицо.
Несмотря на все это, он окончательно пришел к выводу, что пылкая сцена в библиотеке была только плодом его воображения. Даже в состоянии опьянения он не мог бы счесть свою супругу соблазнительной настолько, чтобы полностью позабыть хорошие манеры.
Герве Кройд боялся поставить себя в смешное положение, если бы спросил об этом Леонору, либо – как он хотел – обременить ее извинениями за неловкость, о которой она даже не имела представления.
Гнетущая тишина длилась бесконечно. Мысли молодой женщины путались, и голова вновь начала сильно болеть.
Было два основных варианта объяснения ситуации: либо лорд Уинтэш был слишком пьян, чтобы вспомнить обо всем сейчас, либо поцелуи в библиотеке не значили для него ничего, кроме небольшого развлечения в промежутке между двумя бокалами бренди. А нежности достались ей лишь потому, что в этот момент у него под рукой не оказалось другой особы женского пола.
Неприязнь и высокомерие, которые отличали его отношение к ней в первые недели их супружества, позволяли ей заподозрить последнее.
Чего же она, собственно, ждала? Чтобы он посмеялся над ней? Чтобы он понял, как отчаянно она его любила? Какими глупыми и детскими оказались ее мечты при свете дня!
Леонора встала так внезапно, что он удивленно вздрогнул.
– Извини, – сказала она, и подавляемая злость на себя придала ее голосу необычную твердость и выразительность. – Завтракай спокойно. Я распоряжусь, чтобы тебе подали еще эля и пару маринованных селедок. Это поможет быстрее устранить последствия алкоголя. Желаю тебе хорошо провести день.
Поскольку Леонора вышла из комнаты для завтрака, не дожидаясь его ответа, она лишила себя возможности наблюдать интересную сцену, а именно: графа, потерявшего дар речи.
Разрываясь между растерянностью и озадаченностью, он спрашивал себя, была ли эта забота вызвана рассказом Феннимора о его похмелье или тем, что Леонора все же действительно была свидетельницей того, как он напился.
Если да, то своим промедлением он упустил последнюю возможность приличествующим образом извиниться перед ней.
Проклятье! Если бы он только знал, что произошло прошлой ночью в библиотеке! Что заставило его искать утешения в бренди?
Ну, по крайней мере, это было ему ясно. Стопка неоплаченных счетов все еще лежала на письменном
