оцепенении, она долго не могла отвести глаз от представшего перед ее взором божественного видения.
Что же до Ангуса, то он и сам не менее пристально уставился на невесту, но по другой причине. Достававшуюся ему в жены девушку нельзя было назвать некрасивой, но в ней не было ничего общего с тонким прутиком, рисовавшимся воображению Ангуса, — крупная, с мускулистыми от постоянной езды на лошади, но, впрочем, соразмерными руками и ногами. Озорное солнце покрыло лицо девушки густой сетью веснушек. Рыжие волосы тщательно уложены, но нетрудно себе представить, каким пышным, великолепным каскадом они рассыплются по ее плечам, когда она отстегнет все эти заколки и булавки.
Собрав волю в кулак, Ангус, заставив себя выйти из оцепенения, сделал шаг навстречу невесте и взял ее за руку. Когда они приблизились к священнику, оба были бледны как смерть.
— Да, я думаю о нем, — произнесла Энни вслух, сама того не замечая. — И буду думать, пока не вернусь домой.
— Ты что-то сказала, Энни?
Она бросила на кузена быстрый взгляд:
— Да так, ничего… Ветер, говорю, чертовски холодный…
— Потерпи, за тем перевалом уже будет полегче.
Закутавшись в плед, Энни прикусила губу, мысленно попросив Бога помочь им успешно протиснуться сквозь узкое ущелье между двумя скалами, известными как Гарбхал-Бег и Гарбхал-Мор. Ветер был таким сильным, что трудно было дышать, снег, казалось, забивался внутрь легких.
Бог, очевидно, услышал ее молитвы, ибо ущелье было преодолено без особого труда. Когда они начали медленно спускаться вниз, ветер и впрямь утих и Энни любовалась открывшейся ее взору панорамой бескрайней равнины. Облака расступились, и лежавший на веем мягкий снежный покров в лунном свете создавал впечатление чего-то волшебного, нереального. И тут уголком глаза Энни уловила какое-то движение… Рука ее тут же инстинктивно потянулась к пистолету.
— Спокойно, Энни, свои! — послышался знакомый голос. — Что-то вы припозднились, мы уже хотели отправить кого-нибудь на поиски.
— Я должна была убедиться, что все в доме улеглись спать, — сквозь зубы процедила Энни.
Крупная фигура Эниаса Фаркарсона, старшего из троих братьев, отделилась от скалы. Не дожидаясь приглашения, Эниас развернул коня и поехал рядом с Робертом.
— Твой муж по-прежнему в Инвернессе? — спросил Эниас у Энни.
Сознание того, что родня считает Ангуса настолько опасным, что за каждым его движением следовало бы пристально следить, немного задело самолюбие Энни.
Да, он гостит у матери, вернется только завтра.
— Я бы и сам не прочь у нее погостить денек-другой! — облизнулся Эниас. — Каким мясом она тогда нас угощала, до сих пор слюнки текут, как вспомню!
В отличие от сына леди Драммур оставалась верной якобиткой, но почтенный возраст старой вдовы ограждал ее от подозрений в сочувствии бунтовщикам.
— Стоило ли вам ездить в Инвернесс лишь ради искушения приобщиться к кулинарным изыскам леди Драммур? — произнесла Энни. — Эта поездка была очень рискованной!
— Можно подумать, ты не знаешь деда! — фыркнул тот. — Уж если этому старому упрямцу что взбредет в голову… А ради куска хорошего мяса он и вовсе дьяволу душу продаст!
Энни покачала головой и засунула пистолет за пояс.
— А как Мэйри, — спросила она, — как дети?
— Все в порядке, посылают тебе привет.
Сердце Энни снова екнуло — она не видела жену и детей Эниаса с тех самых пор, как всем приверженцам шотландской короны пришлось скрываться от английских властей.
— Я захватила для них кое-что, — проговорила она, указав на тюки за своей спиной, — теплую одежду, обувь, еду. И несколько книг, чтобы дети могли учиться.
Эниас, должно быть, широко улыбнулся, хотя Энни не могла видеть этого: лицо кузена скрывала пышная борода.
— Я думаю, они будут благодарны тебе за это, — произнес он.
— А я вот, — проворчала Энни в ответ, — не отблагодарю тебя, если после сегодняшней поездки заработаю воспаление легких. Один ветер чего стоит!
— Ерунда! — фыркнул Эниас. — Можно подумать, я не знаю, что ты гораздо крепче, чем порой из себя строишь!
Энни поежилась, сильнее кутаясь в плед.
— Как он? — осторожно спросила она.
— А что ему сделается — здоров как бык. Разве что стал еще ворчливее, но, надеюсь, встреча с тобой его оживит.
Они продолжали спускаться, а Эниас все так же непринужденно болтал о семье. Вдалеке, на опушке леса, уже вырисовывалось большое, солидное двухэтажное кирпичное здание. Рядом с ним, как известно было Энни, начинался резкий стофутовый обрыв, а под ним — озеро. Путь, которым они подходили к дому, был единственным. Кто-то, должно быть, заметил их в окно, ибо, как только лошади ступили на ровную почву, дверь дома приветливо отворилась.
Энни непроизвольно заморгала, когда перед лицом ее неожиданно возник фонарь. Державший его оказался Джеймсом — близнецом Роберта, старше его, если верить их матери, на шесть минут. Все трое братьев были приземистыми, с кривыми ногами от постоянной езды на лошадях и очень мускулистыми торсами и руками. У всех троих рыжие волосы и голубые глаза — фамильная черта семейства Фаркарсонов. Но в отличие от Эниаса гривы близнецов постоянно торчали в разные стороны, что придавало им сходство с древними божествами.
Джеймс помог Энни спешиться, ругнувшись при этом себе под нос по-шотландски. Не дав ей даже и минуты, чтобы отдышаться, он нетерпеливо стянул с ее головы шлем, как делал обычно, когда они были еще детьми. Волосы Энни тотчас же непослушно рассыпались по плечам. При других обстоятельствах она бы, пожалуй, не удержалась от искушения надрать как следует кузену уши за его шалости, но радость от предстоявшей встречи с дедом настолько переполняла ее, что она была просто не в состоянии сердиться на Джеймса.
Данмагласс, построенный прочнее и солиднее, чем большинство шотландских домов, всем своим видом недвусмысленно говорил о том, что его владелец ценит практичность выше изящества. Нижний этаж состоял из двух больших комнат, одна из которых использовалась под кухню, другая — в качестве гостиной, где можно было попотчевать гостей вкусным обедом и задушевной беседой, сидя у огромного камина. Пол был покрыт аккуратным паркетом. Но ничто не могло перебить характерный запах, красноречиво свидетельствовавший о том, что в сильные морозы в этот дом впускали коз и овец, опасаясь за их здоровье. Сейчас, однако, живности в комнатах не наблюдалось, зато стояли два ряда стульев вокруг длинного соснового стола, набитый до отказа буфет неопределенного цвета и эпохи, и огромный ковер из старых тряпичных кусков. На второй этаж, где находились спальни, вела деревянная лестница, скромно примостившаяся у одной из стен.
Ферчар Фаркарсон восседал за дальним концом стола, поближе к камину. Его голые тощие ноги, торчавшие из-под килта, были широко расставлены, скрюченные, почерневшие пальцы рук опирались на причудливую рукоятку старинной палки. Длинные седые волосы ниспадали жидкими прядями до воротника основательно потрепанной куртки. Морщинистое коричневое лицо напоминало старый пергамент. Лишь глаза, с живым любопытством озиравшиеся вокруг, сохранили ясный небесно-голубой цвет молодости.
— А-а, — старик энергично стукнул своей палкой о пол, — Рыжая Энни! Я знал, что ты приедешь, хотя Джиллиз и уверял меня в обратном. Ну что ты, ей-богу, стоишь как вкопанная? Поцелуй же наконец старика!
Энни опустилась перед ним на колени, и тот обнял ее с силой, которой позавидовал бы и молодой. Энни, радостно смеясь, от души чмокнула деда в щеку.
— Рада видеть тебя в добром здравии, дедушка!
— Да, слава Всемилостивейшему, я еще жив и здоров, хотя, признаюсь, путешествие сюда далось мне
