набрасываются с энтузиазмом, прежде чем начать день. Она понимала нежелание Баллантайна думать в этот момент о еде, но не было причины, по которой она должна была голодать вместе с ним.
Кортни собралась завести разговор на эту тему, но они уже подошли к каюте Мэтью Рутгера. Снаружи у двери стоял еще один охранник, и Баллантайн обошелся с ним с не большей вежливостью, чем с первым.
Внутри каюты, не имевшей окон, воздух был душным и тяжелым от запахов горящего фонаря и скипидарной мази, которой была натерта спина Мэтью. По горлу Адриана было заметно, что он сделал несколько судорожных глотков, прежде чем заметил тревожную улыбку Малыша Дики. Мальчик, похоже, всю ночь просидел возле доктора; его кожа была бледной, растрепанные волосы свисали на лоб, веки припухли, а под глазами лежали тени.
– Он хоть немного спал ночью? – спросил Адриан и мысленно выругал себя за то, что забыл о физической травме ребенка. Он знал, что Дики боится его, боится всех больших и сильных мужчин, которые умели только хмуриться и сердиться на него за его глухоту.
Кортни вышла вперед и, вытянув руку, осторожно коснулась плеча Дики, а потом, улыбнувшись, с помощью примитивных жестов спросила, спал ли доктор после того, как ушел лейтенант. Дики кивнул и, улыбнувшись ей в ответ, указал на пустую фляжку из-под рома. Она бросила взгляд на Адриана, но тот только сильнее нахмурился и подвинул стул к кровати.
Мэтт лежал на животе, бессильно свесив руки с краев койки, его спина распухла и покрылась красными рубцами; некоторые из них кровоточили и под слоем мази начинали покрываться тонкими струпьями. При звуке передвигаемого стула Мэтью слегка приоткрыл глаза, затуманенные болью и похмельем, которое было не менее мучительным, чём у Баллантайна.
– Как ты себя чувствуешь? – был первый неуместный вопрос.
– Как видишь, не так уж плохо, – проворчал Мэтью. – Сколько фляжек рома ты влил мне в горло?
– Я потерял счет, – усмехнулся Адриан и сделал знак Дики, чтобы тот зажег лампу и налил в миску чистой воды. – Я беспокоюсь вовсе не о твоей голове.
– Ты хочешь сказать, что существует что-то еще, что я способен почувствовать? – Мэтт застонал и закатил глаза. – Моя голова и мой желудок – который, между прочим, уже опустошался с полдюжины раз, – это все, что я способен сознавать в данный момент.
– Мы прекрасная пара. Опять Неаполь? Как я помню, ты три дня провел, перегнувшись через поручни, как сухопутная крыса.
– Ты держался не намного лучше. – Воспоминания вызвали у доктора улыбку. Офицеры с «Мстителя», корабля, на котором когда-то служили Баллантайн и Рутгер, бросили вызов офицерам «Цербера» кто кого перепьет – американцы против британцев. – Победив, ты и Сатклифф настояли на праве уложить в постель всех проституток в радиусе мили. Я, возможно, провел три дня у поручней, но по крайней мере мог стоять на ногах. – Мэтью заметил румянец, проступивший под загаром Адриана, и, быстро взглянув за широкие плечи друга, увидел стоявшую за его спиной Кортни. – Конечно, мы были тогда еще молоды. Мы были юными и глупыми. – Его бормотание не произвело впечатления ни на одного из посетителей, и Мэтт, помрачнев и громко прочистив горло, сменил тему: – Ты еще не видел его?
– Дженнингса? Нет. А нужно?
– Не знаю. Есть мысль, отчего на корабле поднялась суматоха?
– Суматоха?
– В моей комнате очень тонкие стены. Примерно на протяжении последнего часа я слышу ужасный шум, громкие голоса и из разговоров понял, что утром наблюдатель обнаружил чужой корабль.
– Чужой корабль?..
– Должно быть, дружественный, потому что я не слышал тревоги. Во всяком случае, раз Дженнингс не послал за тобой, он, вероятно, считает, что Фолуорт сам справится.
– Теперь это меня беспокоит. – Адриан постарался избавиться от тумана, продолжавшего притуплять его мышление. По его расчетам, они находились в одном дневном переходе до Гибралтара. В этом районе могло встретиться множество всяких судов: французы и испанцы, пользующиеся морскими путями в Атлантику; американский эскорт, посланный навстречу «Орлу»; патруль, контролирующий подходы к марокканскому побережью. Возможен любой из этих вариантов, и все же волоски на затылке Адриана начали подниматься. – Интересно...
Осторожный стук в открытую дверь не дал Адриану договорить то, что он собирался сказать, и мужчины, повернув головы, увидели стоявшего на пороге младшего лейтенанта Лотуса. Он явно чувствовал себя неловко и все время оглядывался, словно ожидал увидеть неприятности, теснившиеся за его спиной.
– Простите, что беспокою, господа, но вас, мистер Баллантайн, не оказалось в каюте, а... ну, я хочу сказать, некоторые полагают, что вам следует знать...
– В чем дело? Выкладывайте. Хотя если это касается корабля, то, к сожалению, вам следует обратиться к кому-нибудь другому.
– Это касается корабля, сэр, но не «Орла». На горизонте видны паруса, сэр, и они быстро приближаются. Возможно, это шхуна или кат. Примерно с того же направления надвигается шквал, так что судно просто пытается уйти от него.
– Тогда я не понимаю вашей тревоги. Под каким флагом оно идет?
– Видите ли, сэр, – моряк смущенно переступил с ноги на ногу, – в этом-то все и дело. У него нет флага. Оно не выставило никаких опознавательных знаков, несмотря на наше требование.
– Кто на мостике?
– Мистер Фолуорт, сэр. Но его, по-видимому, нисколько не волнует то, что на наши сигналы не обращают внимания.
– А вас волнует?
– Ну, сэр, – моряк снова переступил с ноги на ногу, – во время войны, согласно предписаниям, с любым
