возьмем этот проклятый город.
Подобное упрямство Пелесье объяснялось требованием Парижа прекратить попытки штурма города, которые приносят только одни потери союзной армии. Планировалось двинуться на Крымскую армию Горчакова, разбить её, занять Симферополь и после этого полностью отрезать Севастополь с суши и моря. 'Африканский генерал' был полностью не согласен с подобным приказом императора и потому, так торопил своих подчиненных, твердо веря, что победителей не судят.
При обсуждении плана наступления досталось даже британскому лорду Раглану, предлагавшему атаковать одновременно во многих местах и тем самым не дать русским возможность маневрировать своими скудными резервами. Однако Пелесье быстро оборвал фельдмаршала.
- Нам нужен только один крепкий удар, который разом взломает русскую оборону и позволит овладеть Малаховым курганом, - яростно изрек генерал, грозно блистая глазами.
Единственный, кто попытался возразить 'африканскому генералу', был герой Альмы и Инкермана генерал Боске, резонно указывающий об опасности неудачи штурма из-за большого удаления союзных позиций от позиций врага, что давало ему время на отбитие атаки. Однако Пелесье не пожелал слышать его. Он был настроен только на победу и ничего более.
Опасаясь, что Боске может по телеграфу обратиться напрямую к императору с просьбой об отмене штурма, и в ответ Наполеон пришлет категорический приказ идти на Симферополь, Пелесье назначил Боске во главе резерва, который должен был прикрывать тылы союзников на случай внезапного удара русских. Так закончилось это историческое совещание у упрямого генерала.
За день до наступления очередной годовщины Ватерлоо французские и английские орудия в течение всего дня вели непрерывную бомбардировку Севастополя, направляя свой огонь на Корабельную сторону, 4 бастион, батареи Северной стороны и рейд. Их огонь был столь результативным, что к полудню на Малаховом кургане, 1 и 2 бастионах и ближайших батареях половина амбразур была завалена, и многие орудия и их прислуга выбыли из строя.
Вслед за этим, неприятель перенес огонь на Городскую сторону. Вместе с осадными батареями, в этой бомбардировке приняли участия союзные пароходы, но без особого результата. Стрельба продолжалась до самого вечера.
Из-за острой нехватки пороха нашим артиллеристам было приказано отвечать одним залпом на три вражеских, что, впрочем, не помешало в самом начале дуэли уничтожить два пороховых склада союзников. Однако к 15 часам все батареи по приказу Нахимова замолчали, что было немедленно расценено Пелесье как слабость защитников.
Наблюдая с самого утра за ужасной канонадой осадных батарей, генерал с каждым часом становился все больше и больше уверенным в скором успехе штурма.
- Смотрите, - азартно кричал он своим оппонентам, указывая в сторону грохочущего Севастополя, - почти все русские верки или разрушены полностью или серьезно повреждены огнем наших орудий. Все их пушки приведены к молчанию, а короткая летняя ночь не позволит им полностью восстановить свои поврежденные укрепления. То же, что уцелело сегодня, и что они успеют исправить ночью, будет полностью уничтожено завтра утром после двухчасовой бомбардировки.
К вечеру, его уверенность так возросла, что Пелесье решил не проводить утреннюю бомбардировку, а атаковать русские позиции с рассвета. Лорд Раглан полностью поддержал его мнение. В подзорную трубу было отлично видны многочисленные разрушения русских батарей, а их молчание явное доказательство слабости противника.
- Я полностью уверен, что русские выдохлись и нисколько не удивлюсь, если завтра утром они выкинут белый флаг при виде наших колонн, идущих на штурм. Это единственно разумное решение. - Сказал британский фельдмаршал, и его слова моментально разнеслись по всему английскому лагерю.
С этого момента все только и говорили, что взятие Редана, так англичане называли 3 бастион, это - вопрос времени. 'После этого падет Севастополь, мы двинемся на Бахчисарай, где разобьем Горчакова, и весь Крым будет наш. А затем, затем мы двинемся на Тифлис и Грузию, и русская военная мощь будет окончательно сокрушена'. Так думали гордые британцы и в душе молили только об одном, чтобы лорд Пальмерстон вдруг не заключил глупого мира с наполовину разбитым русским царем.
Все в лагере союзников были уверены в скорой победе. Бравые лондонские и парижские репортеры уже набрасывали черновики своих победных статей. Среди армейских офицеров заключались пари, кто первый ворвется в Севастополь и предотвратит поджог русскими этого города, как они это сделали с Москвой в 1812 году.
Такое настроение было у вождей противника. Как бы они удивились, если бы узнали, какое настроение царило в севастопольском штабе обороны. Адмирал Нахимов был категорически уверен, что Севастополь будет удержан даже теми немногочисленными силами, что он располагал. Павел Степанович буквально лучился энергией и уверенностью и того же требовал от своих подчиненных.
- Я прикажу каждого, кто будет находиться в унынии, нещадно пороть шомполами, а того, кто только заикнется об отступлении, немедленно расстреляю как изменника! - говорил Нахимов и его слова лучше всякого средства, вселяли в защитников города уверенность в завтрашнем дне.
Вражеская канонада грохотала до двух часов ночи, а уже в три часа утра адмиралу донесли, что наблюдателями со 2 бастиона замечено во вражеских траншеях скопление большого количества солдат. Едва это стало известно, как Нахимов немедленно направился на Малахов курган, откуда собрался лично руководить всей обороной, несмотря на все уговоры Ардатова.
- Если я начальник гарнизона, то мне лучше знать, где находиться, Михаил Павлович, - резонно возразил он графу и тот не смел, ему перечить.
Сам Ардатов направился на 3 бастион. Он оставил в штабе генерала Хрулева, на которого было возложено командование резервами обороны. Эти запасы должны были быть использованы в самом крайнем случае и без права на ошибку.
Оставляя на резервах Хрулева, Ардатов сознательно вверил их в руки молодого генерала, который страшно горел желанием реабилитироваться за оставление Камчатского люнета.
Всю ночь на Малаховом кургане саперы под руководством Тотлебена спешно исправляли повреждения и возводили новые барбеты для картечных орудий, правильно угадав направление вражеской атаки.
По замыслу Пелесье, французы должны были атаковать с рассветом по сигналу осветительной ракеты, однако генерал Майран повел свою колонну в атаку на четверть часа раньше назначенного срока. Причиной этому поступка послужило преждевременное обнаружение русскими патрульными дозорами выдвижение передовых соединений правой штурмовой колонны французов.
Генерал Майран стал перед трудной дилеммой атаковать сейчас или дождаться назначенного командующим срока. Опасаясь, что поднявшие тревогу русские успеют приготовиться и встретят французов во всеоружии, заставило Майрана выбрать первый вариант. Решив использовать остатки предрассветной тьмы, генерал двинул свои войска на позиции 1 и 2 бастиона.
За считанные мгновения пространство в шестьсот шагов отделяющее русские бастионы от французских траншей стало стремительно заполняться огромной темной массой людей, гортанно кричащей 'Вива ля Император!!!'. Офицеры с обнаженными саблями, солдаты со стальными штыками, подобно океанской волне, устремились на русские укрепления, и, казалось, не было в мире силы способной остановить их порыв. Однако такая сила нашлась.
Французы еще не успели пробежать первую сотню шагов, как по ним дружно ударили картечью пушки, которые, по мнению Пелесье, должны были молчать. Вслед за ними загрохотали пушки парохода 'Владимир' под командованием капитана второго ранга Бутакова, и к ним присоединились орудия 'Херсонеса', 'Бесарабии' и других судов. Их бомбы и ядра наносили серьезный ущерб плотной людской массе, которая несмотря ни на что продолжала приближаться к русским бастиона.
Двести, сто пятьдесят, сто тридцать шагов оставалось французам до их цели, когда перед ними неожиданно появилось новое препятствие в виде волчьих ям. Неся серьезные потери от русской шрапнели, французы стремились как можно скорее проскочить открытое пространство и скрестить свои штыки с русскими штыками, но коварные ловушки заставили их замедлить бег и остановиться. Именно в этот момент со второго бастиона ударили русские стрелки, вооруженные исключительно штуцерами.
Командир бастиона полковник Жерве специально создал две роты этих стрелков, которые были
