выигрывают здесь те, у кого есть на это средства. В выигрыше оказались и соответствующие военные корпорации США – основные поставщики новейших вооружений.
Еще одним следствием агрессии Ирака стал глубокий раскол в арабском мире. Главный водораздел пролег между теми, кто ради самозащиты и отпора агрессии вошел в антииракскую коалицию и оперся на иностранную военную помощь, и теми, кто счел приглашение иностранных войск недопустимым или нежелательным. Источником разногласий было и остается отношение к иракскому режиму, его политическому курсу и устремлениям. Трещины в арабском мире оказались столь глубокими, что после Каирского саммита 1990 года на протяжении следующего десятилетия не было ни одной общеарабской встречи в верхах (лишь в октябре 2000 года удалось собрать такой саммит и то по вопросу, где у арабов всегда была высокая степень единства – по вопросу поддержки палестинцев в их противостоянии Израилю).
Какое значение кувейтский кризис и его последствия имели непосредственно для нашей страны? Ответить на этот вопрос однозначно нельзя. Сам кризис, конечно, явился ударом по интересам нашего государства в регионе: он заставил по-новому выстраивать линию отношений с Ираком, которым на протяжении многих лет у нас придавалось приоритетное значение; он нарастил в регионе позиции США, подорвав параллельно арабское единство, которое наша страна традиционно поддерживала. Не радует нас и возросшая после кризиса самоуверенность США. Уже за одно это мы не можем испытывать чувство признательности к его инициаторам. Они крупно подвели не только себя, но и нас.
Вместе с тем, для Москвы кризис стал испытанием на зрелость, на готовность не на словах, а на деле руководствоваться международным законом, а не идеологией, не поступаться требованиями морали. Полагаю, что тогдашнее руководство Советского Союза выдержало этот непростой экзамен. К чести Москвы, она не проявила колебаний, на чью сторону ей встать. На всех этапах кризиса она действовала в основном взвешенно и ответственно, при неизменной верности главной установке – неприятию агрессии. При этом Москва не повертывалась спиной к Ираку, а последовательно и настойчиво вела работу с Багдадом, стараясь добиться мирной развязки кризиса через выполнение им справедливых требований СБ ООН. Ради этого она сознательно не акцентировала внимания на допускавшихся с иракской стороны недружественных проявлениях в отношении СССР, не порвала с Багдадом связей и, не последовав примеру других стран, сохраняла свое посольство в Ираке на протяжении всей военной фазы конфликта. Если бы не Советский Союз, эта фаза началась бы раньше, длилась бы дольше и сопровождалась бы еще большими разрушениями в Ираке. Сдерживая США и открыто критикуя допускавшиеся перегибы в военных действиях, СССР оставался в политическом плане всегда на стороне жертвы иракской агрессии, на позициях гуманности и права.
Такая линия поведения работала на политический авторитет Москвы как самостоятельного, независимого фактора, последовательно выступающего за справедливость и законность. Несмотря на переживаемые тогда Советским Союзом серьезнейшие внутриполитические и финансовые трудности, он проявил себя в кувейтском кризисе весьма весомо, причем исключительно с помощью средств политики и дипломатии.
Советская дипломатия, действуя в связи с этим кризисом по целому вееру направлений, использовала ситуацию для активизации наших отношений со многими государствами. Наши политические позиции на Ближнем и Среднем Востоке в целом даже стали несколько крепче чем до кризиса, во всяком случае многие страны региона должным образом оценили значение для себя связей с СССР, а с Саудовской Аравией и Бахрейном были установлены полноценные дипломатические отношения. Кризис дал толчок и к развитию наших отношений с Израилем.
Разворот всеобщего интереса к региону предоставил Москве возможность резко нарастить кампанию за общую нормализацию в нем обстановки, в том числе за арабо-израильское урегулирование. Выдвигая в качестве первоочередной задачи разрешение кувейтского кризиса, Москва настояла на форсированном переходе после этого к БВУ, что привело к американо-советскому коспонсорству и началу самого процесса двусторонних и многосторонних переговоров. К сожалению, в дальнейшем функции России как коспонсора ослабли. Хотелось бы надеяться, что это временное явление. У России сохраняется значительный потенциал в данном регионе.
В целом можно сказать, что в политико-дипломатическом плане Москва не без успеха прошла тот непростой период, что позволило дополнительно высветить место Москвы как важного переговорного центра и в целом роль нашей страны как великой державы и постоянного члена Совета Безопасности.
Агрессия Ирака и введение против него экономических санкций привели к временному (и сильно затянувшемуся, но не по нашей вине) перерыву нормальных торгово-экономических отношений с Ираком. Замороженной оказалась и оплата Багдадом своей задолженности по предоставленным до кризиса кредитам. В этом плане наша страна не одинока, в аналогичном положении находятся и другие кридиторы. Со временем, надо надеяться, эти вопросы найдут свое решение. К сожалению, сохраняющиеся экономические санкции в значительной степени продолжают ограничивать и затруднять нормальное экономическое взаимодействие с Ираком. С российской стороны есть заинтересованность к возобновлению взаимовыгодного сотрудничества, существуют и конкретные проекты, но дело упирается в механизм санкций.
Кувейтский кризис породил для нас в экономической сфере не только минусы. Вызванный им резкий взлет цен на нефть принес нашей стране весьма солидные дополнительные финансовые поступления, существенно перекрывавшие тогда потери от свертывания связей с Ираком. В дальнейшем колебания цен на нефть уже не имели прямую связь с кризисом.
Как ни прискорбно сознавать, поражение Ирака в войне с МНС стало антирекламой советского оружия, хотя и совершенно незаслуженно. Во-первых, там столкнулось оружие разных поколений (новейшего советского оружия, кроме небольшого числа самолетов «МИГ-29», у Ирака не было); во-вторых, был серьезный разрыв в уровне мастерства владения оружием; и в-третьих, никакое оружие не может спасти, если сам метод ведения военной кампании, выбранная стратегия заранее обрекает на поражение.
Чтобы проиллюстрировать эту мысль, приведу мнение сокомандующего МНС генерала Халеда Ибн Султана, он пишет: «Саддам собирался воевать не спеша, по старинке, примерно так же, как с Ираном, когда сухопутные войска могли месяцами, если не годами, вести позиционные бои».40 «Иногда утверждают, что Ирак потерпел поражение потому, что принял советскую военную доктрину. Это не справедливо по отношению к русским. Советская военная доктрина имеет много общего с западной: там также делается упор на стремительность, силу удара и неожиданность; на сосредоточение максимума сил на самом слабом участке противника…; на координацию сил и на непрерывное ведение боевых действий в высоком темпе. Однако, ничего из перечисленного нельзя было отметить в действиях иракской армии. Если бы Ирак как следует усвоил и действительно применил на деле советскую стратегию, коалиции пришлось бы решать более сложную задачу».41
Потребовалось время, чтобы зарубежные импортеры оружия разобрались в истинных причинах военных неудач Багдада. В любом случае ущерб, нанесенный репутации нашего оружия, можно считать уже полностью преодоленным в связи с появлением на рынке совершенно новой российской военной техники – авиационной, бронетанковой и другой, имеющей нисколько не худшие, а в ряде случаев и превосходящие характеристики по сравнению с американскими и западно-европейскими аналогами.
Агрессия против Кувейта, совершенная в основном с использованием оружия советского производства, стала и сигналом по части того, как важно проявлять должную осмотрительность в поставках оружия, могущего быть использованным в наступательных целях. Это урок и нам, и другим поставщикам, тем более что у иракских руководителей нет монополии на ошибки в обращении с накопленным оружием. Это может случиться и с кем-то еще. Отсюда – важность надлежащего международного контроля за движением потоков на рынке вооружений и ограничений на торговлю наиболее опасными их видами и технологиями производства.
О последствиях и уроках кувейтского кризиса (политических, экономических, военных и других) можно писать и писать. У кризиса было много граней, и к тому же каждая страна, имевшая к нему причастность, почувствовала его по-своему, в зависимости от своих особенностей и положения как географического, так и иного. Но о наиболее существенном в моем понимании я, думаю, все же сказал. Остается лишь еще раз подчеркнуть, что кувейтский кризис дал ценнейший опыт международного сотрудничества, создал ряд прецедентов, в том числе в ооновской практике, которые могут послужить полезным ориентиром на
