например, о нашем участии в военно-морских МНС для контроля за судоходством в Персидском заливе и Красном море. На этот счет к нам обращался и Кувейт (он хотел, чтобы в морских МНС участвовали все постоянные члены СБ). СССР послал в Персидский залив средний противолодочный корабль и эсминец, но не для участия в МНС, а, как было официально объявлено, для поддержки в случае необходимости советских торговых судов. От участия в обеспечении морской блокады Ирака мы уклонились, хотя нас активно приглашали участвовать в координационных совещаниях.
С прямым зондажем насчет участия в сухопутных МНС обратилась к нам и Саудовская Аравия. Вопрос был, конечно, серьезный. К счастью, в Москве сложилось полное единство мнений: Советскому Союзу от принятия таких приглашений следует воздержаться. Позиция твердая и безоговорочная. В ней, хочу подчеркнуть, не было ни малейшего антикувейтского или антисаудовского подтекста. Мотивация была прежде всего внутреннего плана, продиктованная особенностями трудного периода, через который проходила тогда наша страна. О посылке войск за рубеж не могло быть и речи. Вдобавок, как уже отмечалось, Москва выступала за мирный путь преодоления кувейтского кризиса, через диалог с Багдадом, политическое и экономическое давление на него и, если потребуется, усиление такого давления, но не за меры военного характера.
Руководствуясь этим последним, СССР уклонился даже от экономически выгодных предложений участвовать своими торговыми судами в транспортировке войск и вооружений стран-участниц МНС в зону Персидского залива (об этом нас просили, в частности, американцы и сирийцы).
Вместе с тем в Москве справедливо считали, что военные аспекты конфликтных ситуаций должны оставаться предметом ведения Совета Безопасности ООН, как это предусмотрено статьей 51 Устава ООН, устанавливающей взаимосвязь между правом государств на индивидуальную и коллективную самооборону и прерогативами Совета Безопасности. Было важно обеспечить такой порядок, при котором исключалась бы возможность боевого задействования МНС без согласия Совета Безопасности. Эту принципиальную линию советская дипломатия проводила и отстаивала с большой последовательностью.
С тем, чтобы теснее подключить ооновский механизм к контролю за военно-политической обстановкой в зоне Персидского залива и подготовке квалифицированных рекомендаций Совету Безопасности, СССР активно продвигал идею ведения этой работы в рамках Военно-штабного комитета, предусмотренного статьей 47 Устава ООН. Этот орган, состоящий из начальников штабов 5 постоянных членов Совета Безопасности или их представителей, должен, согласно Уставу ООН, «давать советы и оказывать помощь Совету Безопасности по всем вопросам, относящимся к военным потребностям Совета Безопасности в деле поддержания международного мира и безопасности».
Однако «холодная война» обрекла этот орган на бездеятельность. Формально он существовал, но вся его «работа» заключалась в периодических встречах военных представителей «пятерки», на которых происходило избрание одного из них в порядке ротации в качестве председателя. И так продолжалось свыше 40 лет.
Во время ирако-иранской войны, когда возникли проблемы свободы судоходства в Персидском заливе, Москва предложила задействовать Военно-штабной комитет для определения возможных коллективных мер, но не получила поддержки. И вот теперь, как только началось формирование МНС, Советский Союз вновь поставил этот вопрос перед США и другими постоянными членами СБ. Это, понятно, шло не от нашей «воинственности», а от желания укрепить возможности Совета Безопасности действовать авторитетно и взвешенно, при чем не только в связи с кувейтской ситуацией. Возрождая ООН применительно к современным международным условиям и думая о будущем, необходимо было укреплять ее способность справляться с возникающими ситуациями военно-политического характера. Мы считали, что ирако- кувейтский кризис не окажется последним и что поэтому надо думать о том, как в будущем с позиций ООН подходить к подобным проблемам.
Э.А.Шеварднадзе поднял вопрос о ВШК перед Бейкером. Я также встречался с послами стран- постоянных членов Совета Безопасности, разъяснял наш подход, обращал их внимание, в частности, на то, что к работе ВШК можно подключать как непостоянных членов Совета Безопасности, так и другие государства на выборочной основе, поскольку это не противоречит Уставу. Тем самым был бы обеспечен демократический подход к использованию ВШК при сохранении лидирующей роли «пятерки». На этот раз нам удалось несколько сдвинуть камень с места. Состоялись консультации сначала с США (они проходили в Вашингтоне с заместителем госсекретаря Киммитом), потом с другими членами Совета Безопасности. Было проведено даже одно неофициальное заседание ВШК, на которое в Нью-Йорк летал заместитель начальника Генштаба вооруженных сил СССР. Но потом дело замерло (не по нашей вине, естественно). Но какое-то начало, пусть скромное, возрождению ВШК все же было положено.
Наши люди в Кувейте и Ираке. Проблема заложников
Нет нужды говорить, что за поведением Багдада мы следили с недоумением, досадой и тревогой, которые росли по мере того, как иракское руководство делало, по нашему убеждению, одну грубую ошибку за другой. Объявления о слиянии Кувейта с Ираком Багдаду показалось недостаточно, и там решили еще разделить сам Кувейт. В конце августа северная часть Кувейта была официальна передана в одну из существующих провинций Ирака, а остальная часть объявлена иракской провинцией номер 19. А чтобы о Кувейте как государстве вообще больше ничего не напоминало, его столица Эль-Кувейт была переименована в Кадхиму.
После аннексии Кувейта у меня появилось ощущение, что, если таким образом пойдет и дальше, то войны вряд ли удастся избежать. Это ощущение только укреплялось по мере того, как Багдад вновь и вновь разными способами демонстрировал свою решимость не уходить из Кувейта. Своих худших опасений по поводу перспектив, в том числе неизбежного разгрома Ирака, если дело дойдет до войны, я не скрывал ни от своих коллег в МИДе и вне его, ни от иракцев. Из разговоров с Э.А. Шеварднадзе у меня складывалось впечатление, что он в течение первых месяцев кризиса видел ситуацию в не столь мрачном свете, считая, что Саддам Хусейн как человек, мыслящий реальными категориями, в какой-то момент непременно перестанет тешить себя иллюзиями и блефовать. Эта вера в лучший исход нисколько не мешала министру в своих действиях во главу угла ставить именно энергичную борьбу за мирное разрешение кризиса.
А пока перед нами во весь рост как самая первоочередная встала проблема советских граждан в Кувейте. На 2 августа их там насчитывалось 883 человека, командированных по линии различных министерств и ведомств, в том числе 94 женщины и 67 детей. Их дальнейшее пребывание в оккупированном Кувейте становилось и бесцельным, и опасным. К тому же в городе стали быстро расти трудности с продовольствием и даже с питьевой водой, поскольку сразу же нарушилась вся система снабжения. 9 августа по предложению МИД СССР Межведомственной группой было принято решение о временном прекращении деятельности в Кувейте всех советских учреждений и полной эвакуации оттуда наших граждан. Иракской стороне было сообщено, что выезд в СССР дипперсонала посольства не означает согласия с решением Багдада о закрытии всех иностранных дипломатических представительств в Эль- Кувейте. Посольство Кувейта в Москве продолжает действовать, что означает, что Советский Союз по- прежнему поддерживает дипломатические отношения с Государством Кувейт. Это же я объяснил и кувейтскому послу Дуэйджу.
Первоначально эвакуацию из Кувейта предполагалось осуществить наиболее удобным для людей путем – морским или воздушным, организовав туда заход нашего корабля или спецрейсы Аэрофлота. Однако на наши неоднократные обращения иракцы неизменно отвечали отказом, ссылаясь на то, что аэропорт и морской порт Кувейта закрыты. Оставался только один путь эвакуации – автотранспортом через Ирак. А поскольку иракские власти закрыли воздушное пространство и самого Ирака для иностранных самолетов, в том числе и самолетов Аэрофлота, то ближайшей точкой, откуда можно было организовать вылет наших людей на родину, оказывалась столица Иордании Амман. А путь туда был не близкий: 725 километров от Эль-Кувейта до Багдада и 1285 километров от Багдада до Аммана, итого – свыше 2000 километров, притом по сильной жаре. Но выбора не было, надо было приступать готовиться к отъезду.
Так получилось, что во время захвата Кувейта нашего посла там не было, он находился в Москве. Учитывая сложность и ответственность операции по закрытию всех наших учреждений в Кувейте и обеспечению организованного отъезда граждан, было решено, что послу Э.Н.Звереву – опытному авторитетному дипломату, следует срочно вернуться в Кувейт. Он сразу же вылетел в Амман, через который только и можно было попасть к месту назначения. Но не тут-то было. Сколько мы ни обращались к Багдаду, сколько ни объясняли цель кратковременного возвращения Э.Н.Зверева в Кувейт, разрешения он так и не
