кричал, выдал задыхающийся Виктор. Ирина все же поняла мысль, хапнула свою кобуру, выдернула оттуда ПМ и с метра выстрелила девке в морду. На щеке зомби появилась черная ямка, ее немного мотнуло, вроде что-то сзади от головы девки не то отлетело, не то брызнуло, но разве что ритм клацанья зубами на пару секунд сбился.
– Еще, выше, в мозг… В мозг! – хрипел последним воздухом Витька. Там, внизу, где прогрызал себе дорогу к жратве мелкий зомбеныш что-то затрещало и резануло болью. Витя взвизгнул от злости и беспомощности.
– Жмурься! – рявкнула странную команду фельдфебельским голосом Ирка и грохнуло снопом огня почти в лицо, Витька только успел глазами моргнуть. Зомба, вцепившаяся в дробовик, словно окаменела, стала дико тяжелой и потянула Витьку в сторону и вниз, к земле, так же неотвратимо, как если бы привязали его к падающей фабричной трубе. Опять резануло в ляжке, аж искры из глаз посыпались. Полуоглохший и полуослепший Виктор шмякнулся на землю, даже скорее не на землю, а на окостенелую зомбачку, судорожно зашарил руками, остерегаясь правда махать ими рядом с грызущим ногу зомбенком и почти сразу понял – ничем из своего арсенала он воспользоваться никак не может. Где карабин с оптикой – вообще непонятно, дроба зажата между ним и безголовой девахой, пистолет в кобуре, а кобура далеко на спине, а если уж точно – то где-то на заднице. Бить кулаками по башке зомбенка Витя не собирался – не идиот же бессмысленный – даже если и удастся раздолбать черепушку, что тоже вряд ли, обязательно поранишься, порежешься – и кусать тебя дурака уже не надобно, сам собой заразишься. И перчатки не помогут. Вот рукоятка ножа аккуратно и даже как-то услужливо попала в ищущую ладонь. Опять резануло болью в ляжке и взбешенный Виктор наискось долбанул клинком в грязные волосюшки чуток повыше виска. Доли секунды был страх – скользнет лезвие по кости и воткнется в свою собственную плоть, потом пока клинок шел как надо, так же молниеносно скользнул страх, что кость выдержит удар и нож застрянет впустую, но тут дернуло запястье болью, нож на опять же какие-то частички секунды, совершенно незаметные в нормальной жизни, но растягивающиеся неизмеримо в такие моменты, когда жизнь на соплях висит, задержался в движении и тут же отчетливо провалился с внятным хрустом. В отчаянии Виктор начал дергать рукоять из стороны в сторону, рискуя сломать нож, но лезвие выдержало, размешав в черепе мозги зомбеныша. Кто-то сильно потянул за рукав, жена помогала мужу встать на ноги, что тот и сделал в три приема.
Все вокруг было каким-то нечетким, плавающим, воздух стал густым как кисель и втягивать его в легкие и выдыхать было сложным делом, глаза слезились, звенело в ушах да еще перепутанная амуниция и оружие висели дико и нелепо, сковывая движения. И гирей на ноге прилип дважды дохлый ребенок с ножом, вбитым в голову по рукоять. Пока Виктор приходил в себя, за этот самый нож ухватилась Ирка и рванула со всей силы. Раздался мерзостный треск и вторым рывком, чуть не повалившим очумелого Витю на землю она отодрала вклещившегося в его ногу пацаненка вместе с длинным лоскутом крепчайшей ткани штанов и здоровым шматом ваты, их дохляк намертво зажал в зубах. Отпихнула тельце ногой в сторону и такими же рывками выдернула из лап девахи дробовик.
И почувствовала, что устала до обморока. Страшно хотелось сесть. Или лечь.
– Давай в дом… Назад… – словно камни ворочая во рту языком выговорил Виктор.
– А за пулеметом?
– Перекур… Сейчас мы в слона не попадем… – мимолетно он подумал, что глупая поговорка, попасть в слона очень непросто, умная зверушка и чертовски опасная, надо бы лучше сказать про сарай или амбар, да черт с ним, не до того.
С трудом наклонившись, подобрал валявшийся у двери карабин – как обронил – не вспомнить, пропустил Ирку в дом и точно дряхлый старик дрожащими руками закрыл дверь на щеколду. И палкой от швабры подстраховался, пропустив ее через ручку.
Увидел болтающийся на ремешке Иркин ПМ – с отскочившим на затворную задержку затвором и оголившимся стволом.
– Что пистоль болтается?
– Руки заняты, не видишь разве – удивилась Ирина, действительно стоящая с АКСУ в одной и помповушкой в другой руке и потому напоминавшая рекламу очередной забубенной компьютерной игры. Вот висящий на ремешке пистолет картину портил.
– А что, патроны кончились после одного выстрела? Или заклинило?
Жена фыркнула и пошла в комнату, окончив, таким образом, дискуссию.
Судя по словам Крокодила, вопрос с введением гражданства на территории Котлина и по контролируемым районам уже практически решен. Сейчас собственно утрясаются детали, а решение уже явно принято. Ну что ж, оно, наверное, и неплохо, хотя и звучит странновато. Гражданин острова Котлин и подконтрольных территорий. Хотя после революции и не такое бывало, доводилось слышать. Другое дело, что наконец-то достигнута мечта многих и многих – получается, развалилась Россия на «множество маленьких медвежат». Хотя в общем-то к тому и шло. Или вели к тому. Не зря же Адя Гитлер толковал, что России конец будет тогда, когда украинцы и белорусы поверят в то, что они – не русские. Что бы про Гитлера не толковали всякие разные, а он-то как раз был умнейшим человеком, ни разу не идиотом и уж в национальных делах разбирался куда толковее многих. Когда Германия из лоскутного одеяла вшивых мелких княжеств стала грозным кулаком? А когда баварцы и всякие прочие пруссаки поняли, что вместе они сильнее во много раз. Даже не в математической – а в геометрической прогрессии. А уж различия у тех же баварцев от тех же пруссаков куда как большие, чем у великороссов, малороссов и белорусов. И в одежде и в обычаях и даже в разговоре. Не, действительно, если б не «хохдойч» черта лысого они бы друг друга поняли, диалекты у них, не говоря о произношении – дико отличаются. Но у немцев мозгов хватает объединяться, а у нас – ну как можно! На Украине даже музей русской оккупации, помнится, открыли. Э, да что там… Все время когда слышу очередной хохлосрач, вспоминаю старую басню про умирающего старика, веник и сыновей…
Только в нашем случае финал другой – умирающий отец смотрит на изломанный в мелкие кусочки веник и грустно думает: «Тупые у меня сыновья… Но сииильные…»
Хотя мы тоже может, поумнеем. Слыхал, что уже прочистили трассу до Великого Новгорода, а теперь вроде разговоры были – вместе с теми, кто в Новгородчине выжил – ломиться дальше, на Тверь. И на Киев тоже помалу группы шоссе чистят. Мы ж не одни такие хорошие. Правда и бандюганов хватает и отморозков. Но глаза боятся – и правильно делают, как вроде говаривал академик Федоров.
Ну, ладно с политикой все как всегда непонятно, разве что можно почесать языки от души. В свою очередь коротенько рассказываю Крокодилу про Эверест и тамошние дела.
Он широко и как-то даже неприятно улыбается. Плотоядная такая улыбочка выходит, крокодилячья.
– На Эвересте, по сравнению с экспедициями на другие восьмитысячники, особенно ярко вылезает невежество, эгоизм и глупые амбиции. Ты вот про мародерство говорил, а там не редкость кражи в лагерях, плохие гиды, и нехватка самого необходимого – того же кислорода например. А это вообще дикость ни в какие ворота, чтоб в лагере воровали. Дело не в количество смертей на Эвересте, горы вещь опасная везде и всегда, не только на 8000 метров, дело в том, что там, на Эвересте все подчинено коммерции. Деньги и амбиции. Там Мамона во весь рост на вершине сидит.
Потому никакого спортивного духа там нет. Заплатил человек бабки – и все, подай ему вершину. А какие туда кретины ломятся – это отдельная история. Твой коллега, к слову, врач из Техаса поперся. Прикинь – где Техас. А где Эверест? Мне ровесник – за полтинник ему было. Сделал себе подарочек на день рождения. На пути к вершине – ослеп, у него оказывается, была перед восхождением операция на глазах, а подумать тупой башкой, что в разреженном воздухе получится с оперированными глазками – не судьба. Его там оставили в снегу – остальным-то ведь тоже надо на вершину, они тоже бабло замаксали, вынь да положь им вершину. Вернулись за бедолагой через двенадцать часов. А он замерз, идти не может. Дальше вся эта артель не смогла лагерь найти, докторишка опять ночь на морозе провалялся, потом его в лагерь спустили, ан палатку с докторишки снесло – опять значит на -75 градусах с ветерком полежал. Потом все – таки эвакуировали, отделался дешево – ампутировали руку, пальцы на ногах и нос. А всего из двух групп восемь человек помре, причем двое – инструктора. Вот и скажи – думал он о чем-нибудь? Когда в горы поперся после операции, или нет?
