Изрыгая проклятия, всхлипывая, он подошел к телу, встал над ним и рывком опустил поющее лезвие вниз. Голова откатилась на несколько футов, и камни потемнели от крови.
— Теперь принеси ее мне.
Он поднял голову за волосы и, держа на вытянутой руке, вернулся туда, где стоял Джек. Тот принял ее и небрежно отбросил в сторону.
— Благодарю, — сказал он. — Сходство вовсе неплохое. — Он поднял ее, оглядел и снова начал раскачивать. — Нет, правда. Интересно, что стало с моей прежней головой? Ладно, неважно. Ей я найду достойное применение.
— Теперь убей меня, — сказал Смейдж.
— Извини, но с этой неприятной задачей придется повременить. А сейчас ты можешь составить компанию останкам своего прежнего господина, присоединившись к прочим спящим… кроме двоих.
Он сделал движение рукой, и Смейдж, захрапев, повалился на землю. Пока он падал, пламя исчезло.
Дверь отворилась, но Ивен не повернулась к ней.
После долгого молчания она услышала его голос и вздрогнула.
— Ты должна была знать, — сказал он, — что рано или поздно я приду за тобой.
Она не отвечала.
— Ты должна вспомнить, что я обещал, — сказал он. Тогда она обернулась, и Джек увидел, что она плачет.
— Так ты явился украсть меня? — спросила она.
— Нет, — сказал он. —
— Украсть меня, — повторила она. — Только так ты теперь можешь завладеть мной, а ведь это твой любимый способ получать желаемое. Только любовь ведь не украдешь, Джек.
— Обойдусь без нее, — сказал он.
— Что теперь? В Шедоу-Гард?
— Зачем? Шедоу-Гард здесь. Это и есть Шедоу-Гард, и я не собираюсь покидать его.
— Я знала это, — очень тихо произнесла она. — … И ты собираешься править тут, в замке моего господина. Что ты сделал с ним? — прошептала она.
— Что он сделал со мной? Что я обещал ему? — сказал он.
— …А с остальными?
— Они все спят — кроме тех, кто может немного развлечь тебя. Идем-ка к окну.
Она неловко подошла. Он откинул штору и указал вниз. Наклонив голову, она проследила за его жестом.
Внизу, по равнине, которой, насколько ей было известно, раньше не было, шел Квазер. Серый двуполый гигант шел сложным шагом Хеллданса. Несколько раз он падал, вставал и шел дальше.
— Что он делает? — спросила Ивен.
— Повторяет тот подвиг, который принес ему Пламень Ада. Он будет повторять момент своего триумфа до тех пор, пока у него не лопнет сердце или один из крупных сосудов и он не умрет.
— Какой ужас! Останови его!
— Нет. Это не ужаснее того, что он сделал со мной. Ты обвинила меня в том, что я не держу слова. Что ж, я обещал отомстить ему — и ты можешь посмотреть, что я не замедлил исполнить свое обещание.
— Какой Силой ты владеешь? — спросила она. — Ты не был способен на такое, когда… когда мы были неплохо знакомы.
— Я владею Потерянным Ключом, — сказал он. — Кольвинией.
— Как ты заполучил его?
— Неважно. Важно то, что я могу заставить горы ходить, а землю — развернуться, я могу обрушить не нее молнии и призвать себе на помощь духов. Я могу уничтожить любого властителя там, откуда он черпает свою Силу. Я стал самым могущественным существом в царстве тьмы.
— Да, — сказала она. — Ты сам назвал себя: существо. Ты им и стал.
Он обернулся, чтобы увидеть, как Квазер снова упал, а потом позволил шторе опуститься. Она отвернулась.
— Если ты смилостивишься над всеми, кто здесь остался, — сказала она, наконец, — я сделаю все, что ты скажешь.
Он протянул свободную руку, словно собираясь коснуться ее. Вверху за окном раздался визг, и он замер. Улыбаясь, Джек опустил руку. Слишком хорошо, решил он.
— Я узнал, что жалость — такая штука, которой всегда не хватает, каждый раз, как она больше всего нужна, — сказал он. — А когда человек в таком положении, что может жалеть сам, те, кто раньше отказал ему в жалости, рыдая, умоляют о ней.
— Я уверена, — сказала она, — что здесь никто не просил пощады.
Она снова повернулась к нему и вгляделась в его лицо.
— Нет, — сказала она. — Никакой жалости. Когда-то в тебе были зачатки приятного обхождения. Теперь это ушло.
— Как ты думаешь, что я собираюсь делать с Потерянным Ключом, когда отплачу своим врагам?
— Не знаю.
— Я намерен объединить царство тьмы в единое владение…
— …И конечно, править в нем?
— Конечно, поскольку никто другой этого не сможет. Я установлю эру мира и законности.
— Твоей законности. Твоего мира.
— Ты все еще не понимаешь. Я долго размышлял над этим и, хотя я действительно сперва разыскивал Ключ, чтобы отомстить, я передумал. Я использую Ключ, чтобы положить конец вечным стычкам между лордами и обеспечить благоденствие государства, которое возникнет.
— Тогда начни отсюда. Обеспечь хоть какое-нибудь процветание в Хай-Даджен… или в Шедоу-Гард, если тебе нравится так его называть.
— Верно и то, что я уже по большей части отплатил за то, как со мной обошлись, — задумчиво сказал он, — но все же…
— Начни с милосердия — ив один прекрасный день твое имя будет в почете, — сказала она. — Забудь о нем — и можешь быть уверен, тебя проклянут.
— Может быть… — начал он, отступив на шаг.
При этом Ивен смерила его взглядом с головы до ног.
— Что ты сжимаешь под плащом? Ты, верно, принес это, чтобы показать мне?
— Так, ничего, — сказал он. — Я передумал, да и дела у меня еще есть. Я вернусь к тебе позже.
Но она быстро шагнула вперед и, когда Джек повернулся, вцепилась ему в плащ.
Потом раздался вопль, и Джек выронил голову, чтобы успеть схватить Ивен за запястья. В правой руке у нее был кинжал.
— Мерзавец! — крикнула она, укусив его за щеку.
Он собрал волю, пробормотал одно-единственное слово, и кинжал превратился в темный цветок. Он поднес этот цветок к лицу Ивен. Она плевалась, ругалась и пинала его, но через несколько минут стала слабеть, а глаза начали закрываться. Когда она почти спала, Джек отнес ее на постель. Ивен продолжала сопротивляться, но ослабла окончательно.
— Говорят, эта Сила может уничтожить все хорошее, что есть в человеке, — выдохнула она. — Но тебе нечего бояться. Даже не будь этой Силы, ты был бы тем, что ты есть: злом.
— Пусть будет так, — сказал он. — Но все, о чем я тебе рассказал, произойдет, и ты будешь тому свидетельницей. Со мной вместе.
— Нет. Я покончу с собой задолго до этого.
— Я подчиню себе твою душу, и ты полюбишь меня.
— Тебе никогда не получить ни моей души, ни тела.
— Сейчас ты уснешь, — сказал он, — а когда проснешься, мы уже будем мужем и женой. Бороться ты
