напечатаем. Здесь в полную силу действуют стереотипы дефицитной, бартерной экономики. А в результате действенность ограничительной денежной политики в России оказывается подорванной. В такой ситуации ее ужесточение социально конфликтно и бесплодно. Постепенно становится ясно, что, пока правительство торгуется за каждую копейку, урезает все виды расходов и создает себе врагов, республики совершенно спокойно и без счета печатают деньги.
Характерный пример – ситуация с финансированием Черноморского флота. Весной 1992 года разворачивается ожесточенная дискуссия между российскими и украинскими властями о его принадлежности. Главный аргумент Украины: пока Москва жмотничает, мы даем деньги на флот и на Крым не считая. Да и действительно, что их считать, если сколько надо – столько и печатали.
В начале февраля, когда уже стало очевидно, что рынок начинает складываться, на одном из регулярных вечерних совещаний с ближайшими коллегами предложил, воспользовавшись первым импульсом перемен и растерянностью противников, быстро и неожиданно либерализовать цены на нефть и нефтепродукты. В ходе обсуждения возобладало противоположное мнение: лучше все-таки, как и намечалось, дождаться конца отопительного сезона, не суетиться. А в результате – неприятные последствия этого осторожного решения. С конца февраля – начала марта именно борьба против либерализации цен на топливо становится стержнем, вокруг которого постепенно начинается консолидация оппозиций курсу реформ. Просматривая прессу этого периода, причем отнюдь не только коммунистическую, видишь, что истерика по поводу размораживания цен на нефть получила почти всеобщее распространение.
В декабре минувшего года предприятия еще относились к предстоящему размораживанию цен довольно спокойно, а некоторые с надеждой, что впереди их ожидает более легкая жизнь. Многие были уверены, что, повышая раз за разом цены на свою продукцию, они сумеют, ничего не меняя, удержаться на плаву. К концу февраля директора начинают понимать, что к этому же прибегнут и их поставщики, смежники и все в конце концов неизбежно упрется в границу платежеспособного спроса.
Отсюда растущее сопротивление мерам, направленным на либерализацию цен в таком важном секторе, как топливо. Конечно, нефтяники, оказавшиеся в положении крайних, с фиксированными ценами на свою продукцию при свободных – на потребляемые запасные части, комплектующие, оборудование, такой шаг поддерживают. Но против них – почти все остальные. Народ пытаются убедить: если цены на нефть вырастут в 5-6 раз, то все остальные цены тоже вырастут в 5-6 раз. С точки зрения экономики – это глупость, и через несколько месяцев, уже в июне 1992 года, все убедятся в этом. Но людям, едва оправившимся от январского шока, такое утверждение кажется неоспоримым. На страхе перед новым кризисом выстраивается пропагандистская схема 'мирового заговора' с целью удушения российской промышленности путем размораживания цен на нефть и нефтепродукты.
Нарастает мощное давление на президента. Лавина ходоков ежедневно сообщает ему, какую страшную авантюру, если не предательство, затеяли эти монетаристы. Верховный Совет принимает решение, что правительство не должно производить никаких изменений в ценах на энергоносители без его согласия. Нормальное продвижение реформ в этой важнейшей области оказывается политически взрывоопасным. Начавшиеся как раз в это время переговоры между российским правительством и Международным валютным фондом о предоставлении России значительного кредита позволяют представить главным организатором и вдохновителем заговора МВФ. Нашему правительству отводится роль его 'послушного инструмента'.
Первоначальное отношение к российским экономическим реформам в западной политико-финансовой элите было весьма настороженным и прохладным. Только что рухнул Советский Союз, исторический противник, но вместе с тем – и гарант стабильности, предсказуемости. Ушел М.Горбачев, которого так любили на Западе. Непонятно, чего ждать от этих новых, непредсказуемых бывших республик. Не начнут ли они воевать друг с другом? Да еще, не приведи Господь, обменяются ядерными ударами, о чем осенью 1991 года уже писали в российских и украинских газетах… Вот все это и волновало тогда западных лидеров. Ну а что касается начатых в России реформ, считали они, то разговоров за последние годы было немало, официальных программ – больше десятка, откуда знать, что и на этот раз дело не кончится болтовней? В общем, надо подождать.
Первыми, быстрее других поняли, что на этот раз Россия приступает к реформам всерьез, английский посол в СССР Р.Брейтвейт и американский – Р.Страус. Хотя трудно представить двух видных людей, столь несхожих друг с другом. Р.Брейтвейт – дипломат карьеры, интеллектуал, прекрасный знаток России. Р.Страус – зубастый американский адвокат, известный тем, что никогда не проигрывал в судах, прожженный политик, бывший председатель Демократической партии США, к моменту своего назначения в Москву не знавший о России почти ничего. Однако было между ними и общее: и тот, и другой по ряду причин пользовались большим авторитетом у лидеров своих государств. Они оба с разных позиций уже в декабре 1991 года пришли к выводу, что российские реформы нужно решительно поддержать, и сделали многое, чтобы убедить в этом руководства Великобритании и США. Короткий визит Ельцина в конце января в Лондон и Вашингтон, во время которого он провел переговоры с премьер-министром Мейджором и президентом Бушем, а я – с министром финансов Англии Ле Монтом и США -Брейди, пришелся на хорошо подготовленную почву. Разговоры были долгими. Ощущая у собеседников неподдельный интерес к российским делам, я подробно рассказывал, что делаем, что собираемся делать, какие намечены этапы, какие на каждом из них ожидаются трудности. Практика уже подтвердила, что это не только слова: подавляющее большинство цен разморожено, импорт либерализован, бюджетные расходы сокращены, в магазинах впервые за долгое время начали появляться товары. Самое время использовать все возможности для помощи молодой российской демократии, упрочение которой откроет перед человечеством прекрасные перспективы мира, стабильности.
С этого январского визита в Лондон и Вашингтон вопрос о помощи России со стороны Запада всерьез встал в политическую повестку дня. Особенно важным было, что столь волновавшая меня загрузка в американских портах зерна для России стала практически бесперебойной. В самом начале апреля по поручению президента Буша переговорить со мной прилетел в Москву заместитель министра финансов Д.Малфорд. Он сообщил, что президент США принял политическое решение поддержать экономические реформы в России и в ближайшие дни Большая Семерка объявит о крупномасштабной финансовой помощи общим объемом 24 млрд долларов. Попросил изложить мое мнение об оптимальном комплектовании такого пакета. Конечно, я был очень рад. Если такую помощь Семерка действительно окажет, то существенно окрепнут финансовые и внешнеэкономические позиции России. Будет гарантированно снята проблема снабжения зерном до нового урожая. Можно всерьез поставить и решить вопрос о пересмотре невыгодных условий соглашений с кредиторами – Парижским и Лондонским клубами. Возникнет возможность получить дополнительные льготные и на долгий срок займы от МВФ и Мирового банка. Однако я понимал, что сама по себе зарубежная помощь при всей ее важности внутренних проблем России не решит, а когда порожденные этой крупной финансовой поддержкой безбрежные ожидания столкнутся с нашей суровой реальностью, у нас возникнут новые политические трудности.
Зима 1991/92 года для российского правительства – время максимального напряжения и риска – вместе с тем стала периодом наибольшей политической свободы маневра, отпущенной нам временем. Традиционные группы давления еще дезорганизованы. После августа 1991 года лидеры аграрного и военно-промышленного лобби, замешанные в ГКЧП, выключены из игры. И даже те, кто яростно критикуют реформы и надеются вскоре на волне народного недовольства прийти к власти, заинтересованы, чтобы самое неприятное было сделано чужими руками.
Правда, некоторые деятели из тех, что прорвались к власти на волне демократического подъема, считают, что им уже пора отмежеваться от реформаторов, сбросить их, как ненужный балласт. В газете 'Правда' Руцкой: 'Кризисное положение в России, проявившееся с особой ясностью в первую же неделю после либерализации цен, долго терпеться народом не будет…'
И – Хасбулатов. В свое время он поддержал наш проект либерализации цен, но уже в январе 1992 года на встрече с итальянскими сенаторами говорит, что в России 'складывается такая ситуация, когда уже можно предложить президенту сменить практически недееспособное правительство'.
Статьи профессора Московского института народного хозяйства Р.Хасбулатова привлекли мое внимание еще в 1988-1989 годах. Напечатанные в 'Комсомольской правде', они отражали упрощенное, розовое, в стиле раннего рыночного социализма видение предстоящих преобразований. Несколько раз я
