отстаивать перед президентом свою точку зрения подорваны и что на его поддержку больше рассчитывать не приходится. А это в конкретной политической ситуации неизбежно грозит деформацией реформ.
Сразу после совещания Ельцин позвонил мне, извинился, сказал, что хотел меня предупредить, но, к сожалению, не успел, не смог связаться. Обычная формальность. Первый импульс – немедленно подать в отставку, снять с себя ответственность за неизбежные негативные и болезненные последствия, к которым поведет отступление от реформ или просто их замедление. А что дело идет именно к этому – нетрудно было предвидеть. Шаг естественный и, наверное, политически рентабельный. Во всяком случае впоследствии понимающий толк в таких вопросах Г.Явлинский говорил мне, что именно в этот момент я упустил свой личный политический шанс. Но я тогда думал не о своей политической карьере, а о деле. Все достигнутое нами было еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест, но это напрочь перечеркнуло бы все, чего с таким трудом удалось добиться.|
И все же мысль об отставке была. Вечером отменяю несколько встреч и совещаний, освобождаю себе время, чтобы спокойно подумать. Понимаю, остаться – значит, вести тяжелые арьергардные бои, наблюдать за тем, как сужается возможность принятия целесообразных решений и, вместе с тем, продолжать нести всю полноту ответственности за неизбежные негативные последствия ослабления финансовой политики, отступления от курса реформ.
Но уйти – значит, самому сдать еще отнюдь не проигранную позицию, отказаться от борьбы в критической ситуации, когда важнейшие структурные реформы подготовлены и вот-вот должны начаться.
После нелегких раздумий принимаю решение остаться и продолжать работу. Решающий аргумент -при всех проблемах мощные рычаги влияния на проводимую политику еще в моих руках.
Первейшая головная боль – Верховный Совет,где политика реформ – что красная тряпка для быка. Правительство с трудом отбивается от убийственных по своим финансовым последствиям предложений, а поскольку, как я уже сказал, президент отошел от непосредственного руководства Советом министров, напор отраслевых лоббистов сдерживать приходится мне. Пытаюсь разрушить схему прямого взаимодействия: отраслевые министерства – комитеты и комиссии Верховного Совета – Центральный банк, позволяющую, минуя председателя правительства, проводить в жизнь опаснейшие для экономики решения.
В целом отступление, ослабление финансовой и денежной политики оказывается политически неизбежным. В мае-июне вклад бюджетного дефицита в развертывание инфляции еще невелик, но быстро растет.
Апофеоз финансовой безответственности – обсуждение в начале июля в Верховном Совете бюджета на 1992 год. Парламентский контрольно-бюджетный комитет, выполняя заказ руководства Верховного Совета, насчитывает несусветные резервы увеличения во втором полугодии налоговых поступлений. Вопреки протестам и предостережениям правительства, Верховный Совет за два часа с голоса принимает поправки, увеличивающие финансовые обязательства государства и бюджетный дефицит на 8 процентов ВНП.
Отношения между правительством и Центральным банком – одна из самых важных тем экономической политики 1991-1994 годов. К концу 1991 года ЦБ РФ находился в полном подчинении Верховного Совета, практически – его председателя Р.И.Хасбулатова. В кабинете председателя ЦБ стоял телефон прямой связи с Верховным Советом, и телефоном этим, насколько мне известно, активно пользовались. О Григории Матюхине, возглавлявшем в это время банк, знал мало – только то, что он близок к Руслану Хасбулатову (в свое время они вместе работали в Московском институте народного хозяйства)и что принимает активное участие в банковеко-бюджетной войне России и Союза. Наращивая объемы кредитования, предоставляя дешевые кредиты российским предприятиям, тем самым обеспечивает политическую поддержку властей. Большого оптимизма все это не внушало. Начинать сложнейшие преобразования без надежного взаимопонимания и взаимодействия правительства с главным банком страны было опасно.
В ноябре, воспользовавшись предоставленными президенту дополнительными полномочиями, мы попытались сразу решить эту проблему – подготовили указ, переподчиняющий ЦБ президентской власти. Пробный выстрел оказался на редкость неудачным, указ немедленно был заблокирован Верховным Советом, причем практически единогласно. Поняли, что кавалерийской атакой обеспечить контроль
над банком не удастся, надо искать возможности совместной работы. Руководство банка неожиданно для нас оказалось готовым к взаимодействию. Довольно быстро сам Григорий Матюхин предложил назначить одного из ключевых членов нашей команды, Сергея Игнатьева, заместителем председателя ЦБ, дал ему возможность вести работу, направленную на формирование системы корреспондентских счетов с республиками, курировать вопросы, связанные с общеэкономической политикой банка. При подготовке отделения рублевой зоны он оказался очень полезным союзником.
Первые месяцы 1992 года Центральный банк ограничивает объемы прироста кредитов коммерческим банкам. Каждый шаг вперед в повышении процентной ставки дается с боем, работать с Матюхиным непросто. В разгар важных переговоров он может внезапно куда-то исчезнуть, провалиться, как сквозь землю. И тем не менее, видно: курс на стабилизацию денежной системы он поддерживает и готов проводить.
В это время главная проблема ЦБ, то, за что ему больше всего достается, – платежный кризис, резкий рост объема неплатежей в народном хозяйстве. Проблема, в общем-то, встречающаяся во всех постсоциалистических странах, но в России она усугублена перестройкой системы расчетов, которая приходится на самые ключевые месяцы реформы. Г.Ма-тюхин попадает под пресс нарастающей критики, а тут еще скандал с чеченскими авизо. Становится ясно – дни его на посту председателя ЦБ сочтены. Надо искать другую кандидатуру, попробовать провести ее через Верховный Совет.
Веду переговоры с нашими сторонниками в Верховном Совете, пытаюсь понять, какие кандидатуры смогут пройти через его сито. Советуюсь с Павлом Медведевым, который руководит банковским подкомитетом. Ответ неутешительный – на его взгляд, кандидатуры Бориса Федорова и Сергея Игнатьева для депутатов абсолютно неприемлемы. Консультации с другими парламентариями эту оценку подтверждают. Называют, как правило, людей, работа с которыми для нас будет практически невозможна либо крайне сложна. Но одна кандидатура, имеющая серьезные шансы получить поддержку большинства Верховного Совета, заставляет задуматься. Это Виктор Геращенко, последний председатель Госбанка СССР. Знаю его довольно давно как одного из самых квалифицированных банкиров, занимавшихся внешнеэкономической деятельностью. Он много работал в системе загранбанков и во Внешэкономбанке СССР. Назначенный возглавлять Госбанк Советского Союза в самый разгар бюджетной и банковской войны между республиками и центром, он пытался поддержать банковскую систему на плаву и активно противостоял недопустимой здесь анархии. Приглашаю В.Геращенко поговорить. Общее впечатление: работать готов, хочет, знает, как поправить дело со сроками расчетов, заверяет в том, что будет тесно взаимодействовать с правительством.
Принимаю решение поддержать его кандидатуру. Видимо, это самая серьезная из ошибок, которые я допустил в 1992 году.
Утвержденный Верховным Советом, Геращенко действительно довольно быстро показал себя квалифицированным управленцем, сильным организатором. Банк при нем стал работать намного более четко, слаженно, снизились сроки прохождения платежных документов. Но все это перекрывалось одним фундаментальным негативным фактом: Виктор Владимирович категорически не был готов понять аксиомы банковского управления экономикой в условиях инфляционного кризиса. Он был искренне уверен в том, что, увеличивая темпы роста денежной массы с помощью эмиссии, можно поправить положение в экономике. Много раз впоследствии слышал от него примерно следующее рассуждение: ну, смотрите – цены выросли в 4 раза, а денежная масса только в 2, значит, денег в экономике не хватает, значит, производство падает именно из-за нехватки денег, давайте увеличим темпы роста денежной массы, предоставим кредиты республикам, предприятиям. Спорил с ним, приводил контраргументы, доказывал порочность подобной политики, доказывал общеизвестное – падение спроса на деньги как раз и является естественной реакцией на инфляционный кризис, масштабную денежную эмиссию. Но переубедить человека, у которого сложились твердые, укоренившиеся представления о взаимосвязях в рыночной экономике, очень непросто. Внутренне он не мог принять иную точку зрения. Пример В.Геращенко – одно из ярких свидетельств того, что качества,
