бывает неба в алмазах точно так же, как не горит шапка на воре, а бог не метит шельму...
— Что ты дрожишь? — вдруг остановилась Тамара. — Иду просто как с отбойным молотком под руку! Трясешься весь! Что с тобой?!
— Холодно, — сказал я. — И одиноко.
— Ты что, дурак? — Тамара покрутила пальцем у виска.
Нет, к сожалению, я не дурак. А как бы хотелось быть дураком, чтобы принимать на веру все слова ДК! И еще неграмотным — чтобы никогда не прочитать письма Лисицына... Но — не судьба. Как ни смешно, я оказался слишком умным. И теперь я понял, что такое горе от ума.
— Ты что, дурак? — обиженно спросила Тамара. — Как ты можешь быть одиноким, если тут я с тобой!
Слабый аргумент для утешения. Но другого у меня не было. Я посмотрел в Тамарины глаза и внезапно вспомнил:
— Мне нужно отдать Лимонадовой жене деньги. Компенсацию за моральный ущерб.
— Ну так пошли, — предложила Тамара.
— А не поздно?
— Скорее — рано. Но пока дойдем... А потом, если на дом приносят деньги, грешно смотреть на часы и рассуждать, поздно их принесли или рано...
И мы пошли — достаточно быстро, чтобы не замерзнуть, и достаточно тесно прижавшись плечами друг к другу, чтобы избавиться от страха, который еще сидел внутри нас.
С каждым новым шагом нам становилось все теплее, а страха оставалось все меньше. Метров через триста я вдруг остановился, сгреб Тамару в охапку и стал целовать ее в губы, в щеки, в глаза... Со стороны все это должно было выглядеть ужасно. Согласен, дурацкий способ избавиться от чувства одиночества и отчаяния.
Но другого никто еще не придумал.