Пациент

Мария Галина Пациент

Появление на свет настоящего, качественного аутиста – явление редкое, не поддающееся генетическому программированию. Потому что, как утверждают специалисты, это не симптом, а комплекс симптомов.

Впрочем, семью Стравински вели уже несколько лет; с тех пор как выяснилось, что старший брат Яна, Ежи, избегает смотреть людям в глаза.

Ян тоже никогда не смотрел людям в глаза. Его беззащитное «я» выпирало из раковины обыденности, точно уязвимое тело моллюска. Своих педагогов Ян видел только на экранах мониторов – размытые контуры, бесплотный шепот искусственно приглушенных голосов.

Иногда он налеплял на себя датчики и ложился на койку, а Диагност бесстрастно фиксировал все, что касалось его физического состояния, и подбирал для диеты минеральные добавки и витамины…

Он был одним из четырнадцати курсантов Школы: каждый заперт в своей капсуле, каждый под беспристрастным и пристальным наблюдением приборов, каждый одинок и не чувствует этого.

Сам полет, по мнению Яна, мало чем отличался от тренировок. Мерцающие линии на мониторах были все такими же прекрасными, а чуть слышная вибрация пола и стен – все такой же успокаивающей. Иногда кривые начинали менять цвет и конфигурацию, это неприятно тревожило, и тогда Ян делал все, чему его научили в Школе, чтобы вернуть их в нормальное состояние. Эти изменения были единственным свидетельством того, что внешний мир существует: в остальном капсула пилота была глуха, нема и слепа. Впрочем (и этого психологи не знали, поскольку никто никогда не мог им этого рассказать), как бы ни отразился на экранах тот странный и причудливый мир искривленного пространства, по которому скользил корабль, пилот остался бы спокоен. Это люди вызывали у него панику, вгоняющую в ступор, а не чудеса Вселенной.

Время в некоторых областях Вселенной течет совсем уж странно, а порой строит причудливые петли и водовороты, такие, что никто, кроме воспитанников Школы, не сумел бы остаться в своем уме. Тем не менее ход биологических часов, раз заведенных, никогда не останавливается, и настал день, когда Яну исполнилось тридцать шесть. Для него этот день ничем не отличался от остальных, но на следующий – его капсула содрогнулась, и мягкие лапы чужого силового поля охватили ее со всех сторон.

Узоры на экранах изменились. Ян попробовал привычными манипуляциями вернуть им привычный облик, но они лишь изменились еще сильнее. Они стали такими чужими, что он не мог больше на них смотреть. Он поменял порядок расположения своих игрушек, в надежде, что это вернет утраченную гармонию мира, но не помогло. Тогда он засунул указательный палец в рот и сел неподвижно, уставясь в пространство.

Чужие силовые поля ощупывали капсулу, встроенные датчики, герметичный люк. Внутри странного объекта эти силовые поля обнаружили полость, обитую изолирующим покрытием, а внутри полости нечто с температурой выше, чем температура окружающей среды. Силовые поля дотронулись до этого нечто, и сложность обнаруженного объекта вызвала новый всплеск активности. В своем каталептическом убежище Ян мычал и страдальчески морщился; по его сетчатке пробегали слабые электрические разряды, и казалось, что кто-то смотрит ему прямо в глаза. Тогда он плотно зажмурил веки, но чужой взгляд не уходил.

* * *

Нормальному человеку рутина порой начинает досаждать, но для аутистов она – смысл жизни. Спустя какое-то время Ян открыл глаза и побрел к Диагносту – за ежедневной порцией массажа и мышечной электростимуляции, а потом и за порцией еды. Он опустил пустой пластиковый контейнер в вакуумную мойку и шагнул к своему креслу пилота, чтобы проделать ряд привычных операций. Но вновь застыл в недоумении. Все стало только хуже. Ни один экран не светился. Зато люк был открыт, и за ним угадывалось сияние. Это разозлило Яна. Он запустил в люк голубым пластиковым зайцем, и тот, пролетев какое-то время, приземлился за пределами видимости. Ян разозлился еще больше и шагнул в люк.

Ему было приятно, что оно не смотрит ему в глаза, впрочем, у него не было глаз, пустая бледно-розовая поверхность, призванная имитировать лицо. Еще оно было очень большим, гораздо больше Яна. В огромной руке оно держало пластикового зайца.

Потом протянуло игрушку Яну.

Он – единичная особь. Они – единичные особи, дискретное множество, они облечены в тела. У них есть видимые части тела, вызывающие негативную эмоциональную реакцию. Негативная эмоциональная реакция плохо. Уберем неприятные видимые части тела.

Почему он такой маленький? В его информационных хранилищах все большие, большие, большие… Есть совсем большие, они держат его на своих отростках… Они страшные. Есть поменьше, поменьше, поменьше. Они не такие страшные. Время идет, и все такие, как он, вокруг него становятся меньше. Они уменьшаются со временем?

Выведем среднее.

Ян вовсе не был дураком. Возможно, он даже был гением. Просто его гениальность простиралась в тех сферах, до которых остальному человечеству не было никакого дела.

Поэтому он схватил своего пластикового зайца, вернулся в капсулу и занялся привычными делами. Ситуацию, в которую попал, он осмыслил быстро и вполне адекватно. Особого шока Ян не испытал – при непосредственном контакте с людьми он бы нервничал гораздо больше. Мало того, чужак по-своему был ему симпатичен, поскольку у него не было глаз.

Когда он понял, что мониторы так и останутся пустыми и что привычная последовательность действий все равно нарушена, то вновь покинул капсулу. Чужой по-прежнему сидел в коридоре. Он был розовый, какой-то слишком гладкий и немножко уменьшился в размерах. Ян, стараясь не глядеть ему в лицо, опустил глаза, теперь он смотрел на ноги чужака. Ноги росли прямо из пола.

Я сделал ему спектр желтой звезды, ему хорошо. Я сделал ему тяжесть, он чувствует себя адекватно. Он – планетарный житель. Кислород, углерод, водород, азот, кальций. Белок. Ограниченный температурный режим.

С ним неприятно, неприятно, неприятно.

Он жил внутри неживого.

Я построил ему такого, как он. Теперь мне будет не так неприятно? Ему будет не так неприятно? Не понимаю.

Существо, стоявшее перед ним, являлось частью чего-то большего и было не более самодостаточным, чем лимфоцит или эпителиальный сосочек, но, вероятно, более дружелюбным. Во всяком случае, в отличие от лимфоцита или секреторной железы, оно не делало никаких попыток уничтожить чужеродный предмет.

«Да ведь это, большое, меня просто-напросто проглотило», – подумал Ян. Эта мысль принесла ощущение покоя – он надежно защищен от малейших вторжений извне, а это самое главное. Стоявший перед ним розовый человек без глаз мало того, что не был человеком, он еще и не имел индивидуальности. Это было замечательно.

И Ян впервые в своей жизни попробовал улыбнуться фигуре, стоявшей перед ним.

То, что напоминало лицо, отрастило у себя рот и улыбнулось в ответ.

Время текло очень медленно.

Ян стоял неподвижно.

Он уже постиг то, что стояло перед ним – не более чем часть целого, – и теперь постигал целое. Это было легко – оно окружало его.

Он смотрел в одну точку и впитывал вид, запах, ощущение пола под ногами, мягкие движения, медленные, плавные, не заметные тем, чье время бежит быстрее.

Он видел странника в колыбели из силовых полей, одинокого от сотворения мира, бездумно дрейфующего от звезды к звезде, медитируя над пульсацией квазаров, над вспышками сверхновых, над вихрями галактических рукавов точно так же, как сам он медитировал, глядя на воронку утекающей из ванны воды. И сейчас сверхъестественным чутьем он ощущал, как разум, еще более странный и заторможенный, чем его собственный, судорожно вырабатывал концепцию иного.

Ян стоял неподвижно несколько часов – время для него не существовало. Он разглядывал свое