позволяю себе... Но как-то так оно сегодня вышло, что предложил я твою кандидатуру...
Давид (восторженно). Иван Кузьмич!
Чернышев. Погоди! Предложил, знаешь, и сам не рад! Такую на тебя критику навели, только держись - и молод еще, и кантилена рваная, и то, и се... (Поглядел на вытянувшееся лицо Давида и улыбнулся.) Ты погоди огорчаться - включили тебя. (Погрозил пальцем.) Но только смотри! Насчет кантилены ты подзаймись! Ведь не зря люди говорят, что хромает она у тебя... Да я и сам вижу!.. Мне объяснили... Ты подумай об этом, Давид, подтянись!
Д а в и д (с силой). Я, как зверь, буду заниматься! И не уеду никуда, и летом буду заниматься, и осенью! (После паузы.) А кого еще наметили, Иван Кузьмич?
Чернышев. Всего шесть человек.
Давид. А Славку Лебедева?
Чернышев (нахмурился). Нет... Насчет стипендии - это и профессор Гладков выступил, и я поддержал... А насчет конкурса...
Давид. Но, Иван Кузьмич, вы поймите, - надо же разобраться... Ведь ничего же, в сущности, неизвестно...
Чернышев (сухо). Разберутся.
Давид. Кто? Когда?
Чернышев (помолчав, со сдержанной горечью). Видишь ли, Давид, я семнадцать лет в партии. Может быть, я не все понимаю, но я привык верить все, что делала партия, все, что она делает, все, что она будет делать - все это единственно разумно и единственно справедливо! И если я когда-нибудь усомнюсь в этом - то, наверное, пущу себе пулю в лоб! (Снова помолчав.) Я твою автобиографию смотрел - там написано, что твой отец служащий... А я думал - он у тебя тоже музыкант...
Давид (растерялся)... А он и есть... Музыкант... Он служащий... В оркестре служащий... Он в оркестре играет... В кино, перед сеансами... (Деланно засмеялся.) Ну, всякую там 'Кукарачу', знаете?..
Чернышев (кивнул). Понятно.
Осторожный стук в дверь.
Давид. Да?.. Кто там?
Входит худенькая смуглая девушка. Длинные черные косы заложены коронкой вокруг головы. Это Хана Гуревич.
Хана. Можно?
Давид. Хана?!. (Едва заметно поморщился.) Здравствуй... Ну, чего ты стала в дверях? Входи.
Хана. Здравствуй. Добрый вечер.
Давид. Как ты нашла меня?
Хана (пожала плечами). Нашла. Ты ведь к нам не приходишь, вот мне и пришлось самой тебя искать... Ты нездоров?
Давид. Ангина. Поправлюсь - обязательно к вам приду... Через недельку, наверное...
Хана (улыбнулась). Что ж, приходи. Наши будут очень рады тебе.
Давид. А ты?
Хана. А я уеду уже!
Давид. Куда?
Хана. На Дальний Восток!
Давид. На каникулы?
Х а на. Нет, работать. Помнишь - было в газетах письмо Хетагуровой? Вот я и еду!
Чернышев. Молодчина! (Протянул руку.) Здравствуйте! А ведь мы с вами. Хана, знакомы... И я даже в гостях у вас был, дома - на Матросской тишине! Я с вашим папой, с Яковом Исаевичем, у Буденного, в Первой конной служил!
Хана (радостно всплеснула руками). Ой, ну конечно же... Я вас не узнала... А папа мне про вас столько рассказывал... Вы - Ваня Чернышев, верно?
Чернышев (улыбнулся). Был Ваня. А теперь Иван Кузьмич... Здравствуйте, Хана! А вы, между прочим, похожи чем-то с Давидом... Вы не родственники, случайно?
Хана. Нет. Мы просто из одного города. С одного двора. Земляки.
Давид (явно желая перевести разговор). Да, да, земляки!.. Слушай, а как же тебя мамаша твоя отпустила - вот я чего понять не могу!
Хана (махнула рукой). Досталось мне. Сперва она плакала, потом шумела, теперь опять плачет... А я рада! Так рада - пою целыми днями от радости! Представляешь - сесть в поезд и уехать... Красота!
Давид. Когда едешь?
Хана. Скоро. На днях... И снова мы с тобой прощаемся, Додька! Не видимся годами, а как увидимся - так прощаемся.
Давид. Придется мне к вам на Дальний Восток с концертами ехать.
Хана (усмехнулась). Правда? Пришли тогда телеграмму - и я тебя встречу.
Давид. Забавно получается - ты от меня, а я за тобой.
Хана. Да, а я от тебя! (Облокотилась на подоконник.) А как Танька живет? Ты встречаешь ее?
Давид (уклончиво). Встречаю. Иногда. Она ничего живет - учится на юридическом, переходит на второй курс.
Хана (скрывая насмешку). Ты кланяйся ей... Если увидишь... (Быстро взглянула на Давида и засмеялась.) А что из дома пишут?
Давид (скривился). Да - ну... Пишут.
Хана. Скучаешь?
Давид. Нет.
Хана. А я скучаю. Очень хочется поехать туда... Не жить, нет! Мне бы только пройтись по Рыбаковой балке, под акацией нашей посидеть, поглядеть какие все стали...
В дверь стучат.
Чернышев. Стучат, Давид.
Давид. Ну, кто там - не заперто!
Отворяется дверь и входит Абрам Ильич Шварц. Он в длинном черном пальто, в старомодной касторовой шляпе. В руках - чемодан, картонки и пакеты. Он останавливается на пороге, взволнованно и чуть виновато улыбаясь.
Шварц. Здравствуйте, дети мои ! Шолом алейхем!
Давид (испуганно крикнул). Кто??.
Хана. Абрам Ильич!
Давид. Папа??.
Шварц. Здравствуй, Давид? Здравствуй, мальчик?
Шварц, роняя картонки и пакеты, подбежал к Давиду, обнял. Молчание.
Давид (задыхаясь). Как ты??. Откуда ты?!
Шварц (тихо). Ты не знаешь, куда я мог деть носовой платок? Дай мне свой... Извините меня, это от радости!
Молчание. Шварц уселся на кровати рядом с Давидом, вытер глаза носовым платком, высморкался, внимательно оглядел комнату.
Шварц. А ты прилично устроился. Вполне прилично... А почему ты лежишь? Ты болен?
Давид (все еще задыхаясь). Нет... Послушай... Зачем ты приехал? Каким образом?
Шварц. Сел на поезд и приехал. Теперь, слава Богу, никто от меня права на жительство не требует... Погодите-ка, вы, девушка, вы не Хана Гуревич?
Хана. Да. С приездом, Абрам Ильич.
Шварц. Благодарю?.. Ай, смотрите, какой она стала красавицей? Что?.. Как папочка?
Хана. Ничего.
Шварц. А мамочка?
Хана. Все в порядке.
Шварц. Вот и хорошо?.. Между прочим, я думал остановиться у вас, это можно?
Хана. Конечно. Пожалуйста.
