Весть о том, что найдена неизданная рукопись Джона Г. Ватсона, несомненно, вызовет в литературном мире не столько удивление, сколько недоверие. Гораздо легче представить себе, что удалось извлечь на свет Божий еще одну рукопись Мертвого моря[1], нежели разыскать неизвестный текст, принадлежащий перу неутомимого рассказчика и биографа великого сыщика.
Дело в том, что в разное время появлялось огромное количество фальшивок. Некоторые из них написаны довольно ловким пером, другие же — откровенная дешевка. Неожиданная весть, что существует еще одна хроника, претендующая на подлинность, будет неизбежно встречена каждым серьезным исследователем канонических текстов с враждебностью и досадой. А это еще откуда? И почему теперь, а не раньше? — непременно спросят истинные знатоки, прежде чем укажут на огромное количество несоответствий в стиле и содержании очередного, как они станут утверждать, предмета розыгрыша.
Что же касается меня, то я совершенно не собираюсь доказывать подлинность настоящей рукописи. Хотите верьте — хотите нет. Как она попала ко мне? Должен признаться, тут не обошлось без кумовства, о чем свидетельствует письмо моего дядюшки, полный текст которого приводится ниже.
7 марта 1970 года,
Лондон
Дорогой Ник!
Памятуя о том, что оба мы чертовски заняты, перехожу сразу к делу. (Не беспокойся, прилагаемый пакет, который ты найдешь внутри, ни в коей мере не является попыткой представить жизнь биржевого маклера чем-то романтичным или легким!)
Три месяца назад мы с Винни купили (можешь себе представить!) дом в Гемпшире у вдовца по имени Свинглайн. Жена его умерла совсем недавно — насколько я понял, ей было едва за пятьдесят, — так что этот бедняга, совершенно убитый горем, хотел поскорее расстаться с домом. Они с женой жили в нем со времени войны, и содержимое чердака представляло собой зрелище совершенно невыносимое. Все вещи, памятные безделушки и бумаги (сколько же их накапливается у человека за его жизнь!), которые хозяин хотел забрать, находились в самом доме, и он сказал, что если нам не составит труда очистить чердак, то все, что нам приглянется, мы можем забрать себе!
Конечно, не так уж часто приходится рыться в чужом барахле, получив разрешение взять все, что заблагорассудится, но, по правде говоря, чем дальше, тем меньше мне хотелось за это браться. Весь чердак был забит мебелью, старинными безделушками, торшерами и прочим пыльным хламом; там были даже огромные древние кованые сундуки, из тех, что когда-то брали с собой в морские путешествия. Но что-то мешало нам рыться в прошлом этого бедняги Свинглайна, хотя бы и с его разрешения.
Винни чувствовала то же, что и я, однако она прежде всего хозяйка, которой надо заботиться о домашнем уюте. Ей захотелось посмотреть, не найдется ли там наверху чего-нибудь, что может пригодиться для дома, — сам знаешь нынешние цены на мебель; кроме того, она и сама собиралась убрать кое-что с глаз долой. Поднявшись наверх, она вскоре спустилась, задыхаясь от пыли, чумазая как трубочист.
Не буду докучать тебе подробностями, скажу лишь, что мы посылаем ксерокопию найденной на нашем чердаке рукописи. По-видимому, дело обстояло так. Покойная миссис Свинглайн (в девичестве Добсон) была машинисткой и работала в доме для престарелых Эйлсуорт, переданном недавно министерству здравоохранения (ура, ура!). Во время работы там, а в ее обязанности входило помогать обитателям этого заведения писать письма, она перепечатала на своей машинке (также найденной на чердаке, кстати говоря, в отличном состоянии) содержимое пакета, продиктованное неким — как он себя называл — «Джоном Г. Ватсоном, доктором медицины»!!!
У меня ушло довольно много времени на то, чтобы ознакомиться с рукописью. Я прочел уже больше трех страниц того, что автор озаглавил «Вступление», прежде чем сообразил, с чем имею дело. Конечно, сначала я подумал, что это, наверное, какой-нибудь невероятный розыгрыш, который просто не состоялся и оказался похороненным на чердаке. Я навел справки. Прежде всего я узнал, что сам Свинглайн понятия обо всем этом не имеет. Один раз я, как бы между прочим, спросил его, но он ничего не мог припомнить и, кроме того, не выказал к моему вопросу ни малейшего интереса. Затем я отправился в Эйлсуорт и попытался выяснить, нет ли у них в регистратуре чего-нибудь, что может меня заинтересовать.
Конечно, у меня были сомнения, в порядке ли архив такой давности, — ведь во время войны все перепуталось и смешалось. Однако мне повезло. Я узнал, что в 1932 году в дом для престарелых поступил новый постоялец, некий Джон Г. Ватсон (с диагнозом «острый артрит»). В истории болезни было сказано, что в свое время он служил в 5-м Нортумберлендском пехотном полку. Не оставалось никаких сомнений, по крайней мере у меня, относительно того, кто он такой. Мне ужасно хотелось полистать историю болезни самому (ну разве не интересно узнать, куда именно Ватсон был ранен?), однако старшая медсестра не разрешила мне этого сделать. Во-первых, у нее не было времени возиться со мной, а во- вторых, такие сведения не для чужих глаз. (О, бюрократы, что бы министерство здравоохранения без вас делало!)
Во всяком случае, я получил достаточно подтверждений подлинности рукописи, которую и посылаю тебе с тем, чтоб ты мог распорядиться ею по своему усмотрению. Ты ведь сам из породы таких, как Шерлок, и сообразишь, что делать. Если из всего этого кто-нибудь выйдет — доходы пополам!
С наилучшими пожеланиями
Генри.
P.S. Винни говорит, что мы должны взять ее в долю, — ведь именно она нашла рукопись.
P.P.S. Оригинал мы оставляем себе. Попробуем продать его с аукциона Сотби.
Подлинная ли, поддельная ли, рукопись нуждалась в обработке. Разрешить трудности, с которыми я столкнулся, пытаясь разобраться в неизвестном тексте Ватсона, было делом ничуть не менее сложным, чем подготовить к изданию полное собрание сочинений Плутарха. Я вступил в обширную переписку со специалистами по Шерлоку Холмсу; всех их не перечесть. Они оказали мне неоценимые услуги: каждый старался помочь советом, комментарием или анализом находки.
То, что эта книга увидела свет, во многом их заслуга, и единственной наградой им может быть лишь она сама.
С их помощью я отредактировал рукопись, постаравшись сохранить в первозданном виде все, что только возможно.
По неизвестным причинам Ватсон (насколько я понимаю) так и не собрался привести рукопись в порядок. Вполне возможно, помешали или превратности войны, или же его собственная кончина. Поэтому, готовя рукопись к печати, я старался действовать так, как, мне казалось, поступил бы сам доктор Ватсон. Во-первых, я вычеркнул все лишнее. Пожилые люди склонны повторяться, и, хотя память доктора Ватсона не подводила, он все же по мере диктовки снова и снова возвращался к наиболее значительным подробностям. Таким же образом я поступил со всеми отступлениями, не относящимися к делу, — мысль его время от времени уходила в сторону и погружалась в события других лет. (Эти воспоминания сами по себе не лишены интереса, и я собираюсь включить их в последующие издания в качестве приложения.) Памятуя о том, что ссылки внизу страницы отвлекают читателя, я старался избегать их насколько возможно. В тех случаях, где они совершенно необходимы, я стремился сделать их как можно проще и понятнее.
В остальном я оставил все как есть (доктор Ватсон — опытный рассказчик и не нуждается в моей помощи, за исключением тех случаев, когда я поддался соблазну подправить тот или иной неловкий оборот, сам доктор, несомненно, сделал бы это), все в точности так, как было записано с его слов.
Николас Мейер
