Потом они вспомнили визит Ван Гольда, ставшего вдруг Пашей Гольдманом. Он не искал ни ученые записки, ни Ольгу. Ему нужен был зачем-то вот этот Арсений… Попытаться что-то сопоставить, выдвинуть версии – было для Виктора сложной задачей. Особенно в первый послезапойный день.
Они пошли по самому простому пути. Решили завтра поехать в Москву, поймать Милана Другова и заставить его, наконец, работать. Хватит людей за нос водить!
Сотрудники Милана обычно обедали на рабочем месте, а он сам изучал окрестные рестораны. Пять дней посидит в одном, десять в другом и так далее… В последнее время ему приходилось совершать километровые прогулки в поисках новой харчевни.
На этот раз путь Милана пролегал по переулкам старой Москвы. Там, где из трухлявых, но милых сердцу купеческих домиков начинали делать несуразные бизнес центры, офисы и клубы. Вокруг было пустынно. Жильцов уже отселили, а рабочие еще не начали свое черное дело – шли согласования и утряски проектов.
В самом центре тихого переулка Другов услышал, что его кто-то догоняет… Ну, спешит человек и спешит.
Догоняющий поравнялся с Миланом у подворотни и резким толчком впихнул его в темное грязное пространство. Тут подоспел еще один, и они, схватив голодного Другова под руки, поволокли его в захламленный двор. Осмотревшись, захватчики потащили его дальше – на черную лестницу трехэтажного особнячка, а потом и в одну из пустых квартир… Там его поставили к стенке и отошли.
Другов и так понимал, что он опять попал к Виктору и Федору. Но когда он увидел их злые лица, то испугался до озноба в животе. В пустом животе, между прочим… Лица у захватчиков были суровые и мятые, как будто они пили три недели.
Переговоры, как и обычно, вел Виктор:
– Ты что это стервец от нас бегаешь? Почему не звонил, не докладывал? Совсем совесть потерял? Сегодня мы не будем тебя бить… Мы будем тебя убивать. Приступайте, Федор!
Палач приблизился к Милану, стоящему у стены, сплюнул, прицелился и попытался вмазать правой в челюсть. Но Минздрав не зря предупреждал, что злоупотребление алкоголем влияет на глазомер. Федя элементарно промахнулся и влепил кулаком в стену… Правильно, что этот дом поставили на реконструкцию. Трухлявый он! Кулак прошел стену чуть не по локоть. Проскочил и застрял в гнилых досках, в дранке, в штукатурке и пяти слоях обоев… Крепко застрял кулак – ни туда и ни сюда.
Милан развернулся и попробовал освободить Федора. Потянул за руку, но услышал глухой стон. И тогда Другов начал отдирать обои, отколупывать куски штукатурки, ломать деревянные планочки, державшие кулак в тисках… Последний рывок – и пленник на свободе!
Рука не очень пострадала. Костяшки пальцев покраснели и запылились… Милан подул на кулак, остужая его и сметая пылинки. При этом он улыбался, как лакей в кабаке – подобострастно, глупо и виновато.
Федор опять замахнулся правой, но рука зависла в воздухе. Или он решил, что в этой ситуации бить в челюсть – не по понятиям. Или испугался, что опять промахнется… Оказалось, что второе.
Ножки у поломанного стула, который валялся в углу, очень напоминали бейсбольные биты… Федя отломал одну из них. Потренировался, размахнувшись пару раз и с самурайским криком опустив дубину на спинку дырявого дивана. Тот застонал, заскрипел, и из него со звоном вылетела последняя пружина.
Всё это было настолько устрашающе, что Милан упал на колени и пополз к Виктору, который с интересом наблюдал за этой цирковой репризой – один зритель и два клоуна.
Рыжий коверный клоун стоял с азартом в глазах и с дубиной в руках. А несчастный белый в пыли полз к единственному зрителю. Он полз, как блудный сын к своему папаше.
– Не делайте этого, Виктор! Умоляю… Я очень много знаю. Я готов вам помочь немедленно.
– Говори… Ты, Федя не убивай его пока.
– У Сытиных есть знакомая девушка Оксана. Она им как родная сестра единоутробная. Они как тройняшки…
– Понял. Давай дальше.
– Так вот эта Оксана живет теперь на моей даче… У меня какой план, Виктор – Сытины приедут ее навестить, а мы их цап и поймаем.
– Давай адрес дачи.
Дрожащими руками Другов вытащил из кармана блокнот и начал писать. Сначала почтовый адрес, потом удобную схему проезда…
Оставшись один, Милан минут десять полежал в пыли и по результатам размышлений стал даже гордиться собой. Как ловко он обманул Виктора. Он же не сказал ему, что кроме Оксаны на даче сидит бригада Егора Зубкова из трех человек. Надо только предупредить их. Сегодня же… Или завтра, после совета с Сытиным…
Встав и отряхнувшись, Другов почувствовал себя героем. Фактически он совершил подвиг. Рискуя жизнью, он направил бандитов в засаду… «Они приедут на дачу, а мы их цап и поймаем».
Выйдя из заброшенного особняка, Другов не пошел в ресторан. Он поймал такси, приехал домой, принял ванну и к шести уже был на работе.
В восемь к нему в офис влетел Сытин.
– Вот хорошо, Милан, что я тебя застал! События развиваются, как снежный ком… Там у тебя в приемной клетка с канарейкой стоит.
– Стоит.
– Я возьму ее временно.
– Зачем?
– Для пользы дела… Потом расскажу. Мы сейчас на одну встречу спешим. Возможно, достанем те камушки, что ищет твой Виктор. Возьмем их и всё порешим миром. Будешь свободен…
– Спасибо, но мне надо кое в чем признаться.
– Давай завтра, Милан. До завтра это терпит?
– Терпит.
– Вот и хорошо! Мы очень спешим. Сегодня премьера. Скоро второе действие начинается.
Сытин выскочил в приемную, схватил клетку и убежал…
Эта канарейка давно уже своим чириканьем раздражала Другова. Её в тюрьму посадили, а она поет, как сумасшедшая. Сплошное неадекватное поведение и шведский синдром – это, когда заложники радуются, что их захватили… Пусть бы Сытин и вовсе не возвращал эту дебильную птаху… Пусть она сдохнет вместе с Виктором, Федором и всеми остальными…
Аркадий стоял перед ним с поникшей головой. Он полностью был в его власти…
На Чуркина опять накатила знакомая волна остервенения. Он вспомнил гогот «дедов» за своей спиной. Вспомнил боль и состояние опущенности в момент, когда они насиловали его на складе…
Особенно злило, что Аркадий ни в чем не признавался… Да, актриса Заботина жива, но он говорил об этом… Да, он дал ей денег и предложил убраться к теплому морю. Но он и об этом говорил… Возможно эта дикая Вера не уехала. А он, Аркадий, в чем тут виноват? Нет его вины… А про заговор с адвокатом и с отбиранием квартиры – вообще чушь собачья.
Зря Аркадий это сказал! Ну, это – про чушь собачью. Именно эти слова привели Чуркина в состояние озверения. Он выдвинул нижний ящик стола, где лежал его старый армейский ремень, и туманным взглядом посмотрел на того, кто подчиняется его власти. На этого салагу, на сопляка, на первогодка…
– Снимай штаны!
– Как?
– Совсем снимай. Повернись ко мне задом и наклонись.
– Зачем?
– Буду жизни тебя учить… Чтоб служба медом не казалась.
Он намотал ремень на руку так, что тяжелая медная пряжка болталась на коротеньком остатке… Удар, и на розовой заднице остался красноватый отпечаток со звездой в центре… Еще удар! И еще, еще, еще…
Наконец он устал. Прошла злость, забылись ребята на складе, и даже стало жаль Аркадия. Похоже, что он не врет…
