Петровича Чуба.
Понятно, что эту передачу уже просмотрело руководство полуострова и теперь оно думает о степени вины и о наказаниях. Час-другой и жди вызова на ковер.
Чуб выключил телевизор и опять подсел к письменному столу. Как у крутого сыщика у него была своя система. Он не доверял прямым уликам… Гражданин Зуйко был обложен доказательствами. И это совсем не нравилось следователю.
Кроме того, были и явные нестыковки. Убитая медсестра была ударена сзади тупым предметом наподобие молотка. А значит, что доказательство в виде окровавленного ножа совсем не в тему.
И бумажник Комара объявился как-то кстати. На нем есть отпечатки убитой, но нет пальчиков подозреваемого Зуйко.
Все это можно было перед судом подчистить, закопать в ворохе других доказательств. Но Чуб считал себя принципиальным и честным… Не совсем, но в значительной степени.
На письменном столе были разложены записи и документы по последнему убийству. Осмотр места происшествия, первичные допросы свидетелей, протокол обыска в номере пострадавшей и другие бумажки.
Все было правильно, но чего-то здесь не хватало… Чуб еще раз перечитал все документы. Потом – еще раз. И прозрение пришло.
Виктор Петрович всегда учил молодых в протоколе обыска начинать описание личных вещей с денег и драгоценностей. Здесь не было ни того, ни другого.
Нет, даже среди женщин бывают принципиальные противники золотых изделий и блестящих камушков. Очень редко, но это бывает!
Хорошо! Не было у Веры Хохловой никаких украшений. Но деньги на завтрашний обед у нее должны быть? А тут – три гривны в сумочке и все… И обратного билета в Киев нет. И квитанции за гостиницу нет.
Чуб знал, что многие люди, приезжая в санатории и во всякие отели, самое ценное прячут здесь же, в номере, выискивая укромные местечки… Могла медсестра с киевского Подола соорудить тайник в мебели или в телевизоре? Могла!.. А могли при ночном обыске пропустить это? Очень даже могли!
Хорошо, что он оставил у себя ключи от ее номера… Виктор Петрович, который уже обжил номер Комара, вышел в коридор и замер у соседних апартаментов под номером два. Он медленно вставлял ключ, медленно открывал дверь, медленно входил в холл однокомнатного номера.
Такая у него была манера. Не надо мешать интуиции – она сама подскажет, куда положить глаз.
Взгляд Чуба остановился на трюмо. На полу около его ножек полукругом расходились свежие царапины. Поскольку при обыске зеркало не двигали, то это вполне могла делать медсестра.
Виктор Петрович наклонился, прихватил тумбочку и, стараясь не шуметь, установил трюмо боком к стене… Нюх сыщика его не подвел! На задней стенке зеркала простым скотчем была приклеена пластиковая папочка.
Понятно, что правильней – поставить все на место, пригласить сюда понятых и уже при них невзначай обнаружить находку. Но Чубу надо было спешить. После интервью Кулябко, после этой зловредной передачи его мог спасти только бесспорный результат. Яркое и красивое раскрытие дела… А вся тайна могла быть в пакете на стенке трюмо.
Чуб отцепил пластиковый пакет и перенес его на стол, поближе к свету настольной лампы.
Золотые побрякушки с дешевыми камнями его не заинтересовали. Как и квитанции, страховой медицинский полис и обратный билет до города Киева.
Важным был только один документ – бумага, которая начиналась словами: «Признание. Я, Кулябко Евгений Борисович сознаюсь в том, что…». Далее депутат сообщал, как он задушил Комара, как загрузил его в багажник, как пытался замести следы.
Если это почерк Кулябко, то это бомба в государственном масштабе. И завтра уже он, старший следователь Чуб будет давать победные интервью на всех каналах… В кровь начали поступать маленькие порции адреналина. Но Виктор Петрович закрыл глаза и прислушался к интуиции. Она не была в восторге. Она скептически ворчала и невнятно ругалась.
Чутье сыщика Чуба не предвещало быстрой победы. Не мог Кулябко убить! Депутаты никогда не убивают сами… И признание не в его стиле. Если он сам писал, то только под диктовку, только под давлением, под дулом пистолета.
Уже спускаясь на первый этаж, старший следователь сообразил, что лично он не проиграет в любом случае.
В холле гостиницы никого не было. За стойкой администратора Чуб включил ксерокс и сделал пару копий признания. Потом нашел карточку гостя, заполненную Кулябко – почерк похож до безобразия. И там, и там каракули, которые невозможно подделать. Его рука – к экспертам не ходи!
Виктор Петрович почувствовал, как в кровь начал поступать большие порции адреналина. Появился азарт и предвкушение победы над сложным соперником. Кулябко – подлец! Зачем было на всю страну унижать крымских следователей. А теперь пусть попляшет под нашу дудку.
Он поднялся на третий этаж и решительно стукнул кулаком в депутатский номер. Очевидно, не было заперто, и тяжелая дверь от этого удара распахнулась… Чуб увидел депутата в домашнем халате. Кулябко восседал в кресле и просматривал прессу соседнего государства.
Следователь солдатским шагом вошел в гостиную и уселся в соседнее кресло. Без приглашения и без разрешения! Такой хамский поступок сразу выбил хозяина из колеи. Слова возмущения застряли в горле и вызвали приступ кашля.
Чуб не спешил, не суетился. Всем своим видом он демонстрировал солидную уверенность. Он извлек ксерокопию депутатского признания и протянул автору.
– Вы писали?
– Я, но не совсем добровольно.
– Почерк ваш?
– Мой.
– Значит и признание ваше. Признание в убийстве Артема Комара.
– Нет! Его я не убивал. Медсестра ворвалась в мою кровать и заставила это написать. Жена была в соседней комнате, и я не мог иначе. Я писал это под угрозой дикого скандала.
– Вы писали и злились на медсестру Хохлову.
– Еще как! Я разозлился так, что готов был ее убить.
– И через день убили… Так?
– Не так. Все не так… Я понимаю, что улики против меня, но надо спокойно разобраться.
В комнате повисла тишина. Каждый сказал самое главное и думал о своем. Чуб чувствовал, что депутат у него на крючке, а Кулябко осознавал, что попался.
– Допустим, Евгений Борисович, я верю, что не вы убивали. Но после вашего громкого интервью никто мне не позволит разбираться. Мне влепят выговор и отстранят… Я передам эти бумаги варягу из Киева, а уж он вас сразу в наручники.
– Сразу нельзя. Надо неприкосновенность снимать.
– А вам оно надо, чтоб это ваше признание гуляло по Раде? Я мог бы вас спасти, но вы сами этот сук подрубили… Сегодня к шести меня вызывает мэр. Можно догадаться – зачем.
– Я спасу вас, товарищ Чуб. Мы поедем к мэру вместе, и я вас спасу… Сначала я вас, а потом вы меня.
Денис был очень смешон в густых черных усах. Оказалось, что приклеить их под носом – не такое простое дело. Не всякий бытовой клей липнет к телу без боли и отлипает в нужный момент.
Брови ему активно подкрасили тушью для ресниц, всю остальную растительность прикрыли огромной пляжной кепкой, которую Ванда купила возле рынка.
Побег произойдет в людном месте, и свидетели у следствия будут. Десятки человек! Они непременно запомнят Дениса, как мужчину с пышными усами, в нелепой кепке и яркой рубашке.
Уже утром все было готово: одноразовая одежда, грим, а главное – ключи от тюремного грузовичка под названием автозак. Федор передал их на час, и Ванда сделала дубликат в мастерской у рынка. Ей, Ванде,
