собираются.
Умаров: Знаю я об этом… Даже рейс знаю, каким она полетит?
Баскин: Она?
Умаров: Да. Молодая и симпатичная. Анастасией зовут… С ней Валет полетит. Полетит и уберет.
Карасев: Журналистку?
Умаров: Зачем ее? Не надо молодую и красивую убивать… Валет Зверева уберет. И на месте «чеченский след» оставит. А Настя опишет, как убили друга Карасева, как ему самому угрожали… Избиратель не только обиженных любит, но и храбрых.
Карасев: Молодец вы, Аслан. Но, а если кто-нибудь раньше…
На этом запись заканчивалась… И каждый раз на последней фразе Карасева Олег закрывал глаза и напряженно вспоминал, как он оглянулся в этот момент, как рванулся вперед к провалу в стене, увлекая за собой магнитофон и вытаскивая на ходу кассету…
Запись была короткой, но создавалось впечатление, что Олег случайно попал не просто в яблочко, а в самую его сердцевину. Очевидно, что эти трое говорили и до того, и после, но, казалось, что самое главное было сказано в те несколько минут, когда в каминной трубе кабинета Баскина висел микрофон…
Обсуждали запись и во время прослушивания, но отрывочно, отдельными репликами. Когда же, прокрутив кассету в десятый раз, Савенков выключил магнитофон и отодвинул его к стене, все притихли. Требовался не анализ этой светской беседы в «Басойле» – здесь все ясно. Нужен был план действий.
Первым не выдержал Олег:
– Брать их всех надо! Это же логово бандитов. Бандсойл какой-то… Валет, понятно, наемный убийца. Аслан ему заказал этого Зверева из Крыма… Валета берем прямо у самолета. Потом находим Иннокентия. Обоим эту запись под нос и допрос с пристрастием… Расколются! Куда они денутся… И тогда берем всех остальных: Баскина, Карасева, Умарова…
Когда Олег закончил свою тираду, Савенков спокойно встал, пошел в соседнюю комнату и быстро вернулся с уже раскуренной трубкой. Курил он ее редко – берег для таких разговоров. В этом виделось определенное пижонство, но он действительно чувствовал, что трубка помогает говорить спокойно, рассудительно и мудро. Не зря же почти все великие сыщики курили именно трубки…
– Хотел бы с тобой согласиться, Олег, но… Как ты найдешь Валета у трапа самолета. Будешь всех мужиков спрашивать, а не Валет ли вы?
– А оружие? Правда пушку он в самолет не возьмет. Не дурак.
– Вот именно… А с Иннокентием что? Ну, подкараулим мы его, возьмем, пленку дадим послушать. И что? Не я, мол. Не обо мне это. И запись эту любой артист мог сделать, любой пародист.
– А мы санитаров вызовем. Признают его.
– Откажутся! Ты очень наивен, Олег. Зачем им часть вины на себя брать. Если они мертвых не боятся, то уж тут наверняка откажутся.
– А что же делать?
– Думать! Мы не знаем все их планы… Здесь три основных направления… Умаров задумал что-то против «Совы». Это раз! Они хотят убить того, с кем Карасев бежал из плена. Это два! И с Екатериной Павленко они что-то сделали…
– Что-то? Ясно что – завербовали.
– Ну уж нет, Олег. Не знаешь ты Катю Павленко. Костьми ляжет, а против мужа не пойдет… Сама его может убить, а другим не даст… Верно я говорю, Варвара? Что ты все молчишь?
– Я не молчу, Игорь Михайлович. Я согласна.
– С кем?
– С обоими… Надо действовать решительно, но обдуманно… Я считаю, что Олегу надо лететь в Крым. И тем же рейсом. Установит контакт с журналисткой, вычислит Валета, а дальше по обстановке. Так, Игорь Михайлович?
– Согласен… Надо только изолировать того парня, Сергея Зверева. Я позвоню ребятам в Крым. Найдут его и спрячут… Дальше Варвара.
– Дальше? Я еще думаю взять на себя Екатерину Павленко. Мне она может все рассказать, как женщина женщине…
– Согласен, Варя… Давай отправим вас на недельку в санаторий какой-нибудь. Повод найдем.
– А вам, Игорь Михайлович, останется самое сложное: Баскин и его связи. А это – Карасев, Иннокентий, Сильвер.
– И еще Умаров. Очень темная лошадка… И Парнас этот неизвестный на мне. Должен же он с Павленко встретиться. Обещал ведь… Хорошо, Варвара. Со всем согласен… Вот он – женский ум. Мне уже, как начальнику, и командовать незачем. Только одобрять… Итак, начинаем работать по Варвариному плану…
Со стороны его долгое топтание на одном месте не вызывало подозрений. Обычное дело – неудавшееся свидание…
Третий час Иннокентий торчал с букетом цветов на смотровой площадке Ленинских гор… Изредка наезжали свадебные машины, летели вверх пробки, визжали невесты, обдаваемые струями пены теплого шампанского… Толпы торговцев отлавливали одиноких иностранцев и пытались впарить им символы России: аляповатых матрешек, зимние армейские шапки со звездой, доски с лубочными картинками…
Иннокентий несколько раз звонил по сотовому телефону, но домашний номер Павленко не отвечал… Было бессмысленно загорать здесь еще час. Непривычно. Он никогда не страдал отсутствием внимания со стороны женщин и не имел обыкновения ждать их более десяти минут.
Букет уже чуть было не полетел на склон холма, но Иннокентий передумал. Он разделил гвоздички поштучно и, как только притормозила очередная свадебная машина, бросил цветы под ноги пышной красавицы в фате. За это Кеша получил косой взгляд от жениха, поцелуй от невесты и бокал шампанского от шафера…
Звонить Аслану, а тем более встречаться с ним не хотелось. Временная осечка с Екатериной Павленко ни о чем не говорила. Женщины – народ непредсказуемый. Все на эмоциях, на интуиции. Ты здесь готовишься решать глобальные вопросы, а она могла не пойти из-за дырки на колготках.
Иннокентий развернул машину и направил ее к дому Павленко. Это неправильно, что приходится там маячить, но что делать…
Консьержка, услышав от него номер квартиры, внимательно оглядела пришельца и не пропустила:
– Нету их никого.
– И где же это они?
– Сам на работе, а мадам его уехала.
Иннокентий уже развернулся к выходу, но бабуся его остановила:
– Стой! Ты не Иннокентий будешь?
– Он самый.
– Екатерина Матвеевна письмишко тебе оставила… Так и сказала: он меня непременно искать будет.
Разорвав конверт, Иннокентий впился глазами в текст, надеясь найти ответы. Но это была лишь короткая записка, что, мол, извините – обстоятельства вынуждают срочно уехать отдыхать.
Письмо только прибавило вопросов: почему срочно, что вынуждает или кто?
Иннокентий подошел к стражу подъезда, положил обе руки на окошко ее одинокой камеры и посмотрел на бабусю взглядом голодного спаниеля.
– Уважаемая, а вы не слышали, куда она уехала?
– Слыхала. Но краем уха… Трудно вспомнить.
Иннокентий полез за кошельком и положил на прилавок десять долларов:
– Вспомните, родная вы моя. Постарайтесь.
– Кое-что начала вспоминать, но не все… Мало.
Пришлось добавить еще десятку:
– А сейчас? Хорошо вспоминается?
– Лучше, но опять не все. Главное никак не припомню. Ясности… не хватает.
Покопавшись в кошельке, Иннокентий вздохнул, забрал две десятки и выложил полтинник – пятьдесят
