Ну, это не сложно. В конце концов, они не воевали. Восстановим...
Так ведь на то и займы.
С другой стороны, Базиль Модестович, сура 16-я Корана гласит: «Кто ест свинью, сам свинья».
И рыбу они тоже не любят. Угря тем более.
Портится быстро.
Жуют.
И вообще займы нам не под это дают.
999
Там все это конкретно оговаривается.
???
Ну, во-первых, на нужды Государственного Совета.
Так. Это понятно. Это — мы.
Во-вторых, создание новых демократических структур и проведение реформ.
Примерно то же самое.
Потом на развитие современной технологии.
Из той же оперы.
Последний — самый крупный — на освоение национальных ресурсов...
Я это, Густав, и имел в виду.
В частности, водных. «Водных» подчеркнуто.
Правильно. Набережную давно пора отремонтировать. Мне моего пуделя выводить стыдно.
Замолчи, Цецилия... Что это они имеют в виду, Густав?
Что вода — наше главное национальное богатство.
А что! Они правы. Одни озера чего стоят! Не говоря про выход к морю.
А реки? Не говоря про болота.
На карту посмотришь — пить хочется.
Или со спутника.
Следят все-таки. Я имею в виду — за географией.
Хотелось бы знать только, как их осваивать.
Это в займе тоже оговорено. Мы должны начать производство газированной воды в европейском масштабе.
Хотя могли бы и в азиатском.
На карту посмотреть — и в мировом. Прожилки эти всюду синенькие.
Как ляжки у Цецилии.
Петроооооович!
К 2000-му году, они считают, можем стать монопольными производителями газировки.
Так это — когда еще будет.
Сначала дожить надо.
Мне только год до пенсии.
Кроме того — выборы.
А займы — вот они.
Все смотрят на Густава. Густав пятится, прижимая к себе туго набитый портфель.
Что это вы на меня так смотрите? -Как?
Так.
Как «так»?
Вокруг Густава постепенно смыкается кольцо.
Сами знаете.
А ты не боись.
Да. Это не больно.
Никто тебя не обидит.
Цецилия, мишку загороди.
Так он же неодушевленный.
Это еще проверить надо.
Ой! Трое на одного!
Большинство называется. -Ой!
Не боись, говорю.
Ой! Ой! Ой!
Короткая схватка. Петрович с портфелем Густава.
Люди гибнут за металл. Как говорил Шаляпин.
Гуно, «Фауст».
Все-таки при социализме до рукоприкладства не доходило.
Базиль Модестович?
Я имею в виду, на заседаниях кабинета.
Дензнаки были другие.
И вообще — ценности.
Их как раз не было.
Поэтому и не доходило.
Н-да...
То-то и оно...
Сколько там, Петрович?
Согласно накладной, 2 миллиона.
Чего: марок?
Нет, долларов.
Другие дензнаки.
Значит, по 500 тысяч каждому.
То есть как это каждому?! Густаву тоже?
Густаву тоже.
Да он же отдавать не хотел, господин Президент! То есть Базиль Модестыч. За что ему? Он же сопротивлялся!
Он такой же член кабинета, Петрович, как ты, Цецилия или я.
Да, просто в меньшинстве оказался.
Демагогия! Мозги у вас от демократии размякли, что ли! Да наша доля увеличивается на 500 тысяч. Это даже если на три разделить...
Пятьсот на три разделить — тем более поровну — даже Густав не сможет. Тем более — ты.
А я и не буду! (Взрывается.) Ни на четыре, ни на три, ни пополам! Пошли вы все в задницу! Буржуи мягкотелые! Гнилье! Все — мое! Я отобрал, и это — мое! Пока. До встречи в Париже!
Бросается к выходу. Путь ему преграждает Медведь с револьвером в руке.
Не валяй дурака, Петрович. Сядь и кончай пельмени, а то остынут.
Петрович, совершенно уничтоженный, бредет к столу, бросает портфель на стол и садится.
Топтыгин теперь, значит, на тебя работает.
Для меня это, честное слово, Петрович, такая же неожиданность, как и для тебя.
Просто ученый Медведь, Базиль Модестович. Пережитки фольклора. Цыгане раньше на ярмарке с таким выступали.
Но — неодушевленный.
Единственное утешение. Но надо еще проверить.
Многоцелевой робот, наверное. Непрерывная трансляция плюс защита интересов вкладчиков. Логическое завершение принципа скрытой камеры.
Я и говорю: следят.
Так ведь только за экономикой, Петрович.
Цецилия, дай Густаву воды.