так как психическое состояние личности является определяющим фактором не только при образовании раковой опухоли, но и при её лечении и рассасывании.
6. Аллопатическая медицина не научна, так как сама не является наукой
В противоположность определению, которое приводится в большинстве энциклопедий и словарей, термин «научный» не может быть применен ни к аллопатической медицине, ни к другим направлениям медицины. Этиология различных болезней настолько сложна, а живой организм (живая материя) настолько непредсказуемы в своем поведении, что не может существовать каких-либо стандартов в области биологии и органической жизни.
Отсюда вывод о том, что в области медицины невозможно вывести какие-либо законы. Практикуя без каких-либо законов, врачи предоставлены самим себе и выполняют свою работу более или менее успешно. Однако крайне необходимо, чтобы врач был способным, целеустремленным, наделенным чувством интуиции, квалифицированным, умеющим применять на практике весь запас теоретических и практических знаний при установлении диагноза и назначении лекарств. РРедко кто из медиков-аллопатов может обладать необходимыми вышеперечисленными качествами в рамках полученных ими знаний, по меньшей мере, ошибочных из-за отсутствия практического опыта и после десятилетнего обучения и стажировок. Без всяких сомнений, некоторые из них целеустремленны и имеют призвание, другие — способны и получили достаточно высокую квалификацию, находясь в постоянном контакте со своими страдающими пациентами, но большая их часть не обладает ни одним из вышеперечисленных качеств. Врачу аллопату все равно, кем является его пациент — артистом или ремесленником. Это можно обосновать тем, что во время учебы будущего врача наставляли на единственный путь врача-аллопата. Все остальные направления медицины не входили в учебную программу или просто игнорировались.
Будущий врач находился в абсолютной зависимости от подобной формы обучения, так как его не учили ничему кроме этого, и он сам никогда не стремился узнать что-то другое. А то, что ему преподавали, преподносилось как выражение какой-то научной истины, как высшее техническое достижение. Вступая на предназначенный ему путь, он профессионально внедрял в практику полученные знания, но продолжал принадлежать медицинскому корпусу аллопатической медицины, был целиком связан с ним и с государством, которое породило подобное направление медицины, сделав его легальным в отличие от всех остальных. Очевидно, новоиспеченный врач не может поступать иначе, но необходимо лишний раз подчеркнуть, что он обязан с первых шагов своей практики подчиняться душой и телом всемогущему «патрону», перед которым пришло время унижаться. Некоторые врачи, навсегда застрявшие в госпиталях, окончательно расстаются со своей индивидуальностью, становясь «рабами» службы, управляемой «мандарином». Если после подобных жизненных переделок бывшему студенту удается начать свою практику в качестве терапевта, то в первое время он может рассчитывать на полную независимость. Но не надолго, так как наш несчастный терапевт неминуемо попадет под зависимость Дисциплинарного Совета, а вскоре и под контроль фармацевтических лабораторий. Дисциплинарный Совет распоряжается медицинским корпусом от «А» до «Я». Никакого отступления в сторону не допускается.
К примеру, врач может подвергнуться преследованию за то, что он выписал онкологическому больному гомеопатическое средство, которое можно приобрести в любой аптеке без рецепта! Что касается зависимости от фармацевтических лабораторий, то она повсеместна, если не тотальна. Врач-аллопат не имеет права назначать те лекарства, которые изготавливаются в аптеке самим фармацевтом. Иначе говоря, его вынуждают выписывать только те лекарства, которые изготавливаются в лабораторных условиях. К примеру, при лечении сердечно-сосудистых заболеваний врач может выбирать сотни препаратов!
Как он будет это делать?
Этот выбор будет случайным, по крайней мере, в первое время. Затем молодой врач, ежедневно подвергающийся атакам рекламы и через посредничество так называемых подставных лиц от лабораторий, решит, что он, наконец, выбрал подходящее лекарство. Его-то он и пропишет пациенту… чтобы понаблюдать… действительно ли оно ему подходит, чтобы потом поменять его в пользу нового препарата. И так бесконечно. Вот почему в 550 тыс. рецептов, ежедневно выписываемых во Франции, можно всегда встретить медикаменты, которые наиболее модны и приносят доход лабораториям в ущерб некоторым старым лекарствам, эффективным, но больше не употребляемым, потому что о них все забыли. Таким образом, мы подошли к ужасному выводу: любой, кто располагает перечнем медикаментов, подлежащих реализации, после полученных результатов анализов и обследований, если будет установлен какой-то диагноз, может выбрать какое-либо лекарство и прописать его пациенту, членам своей семьи или соседям.
Поэтому не обязательно тратить столько времени на изучение медицины, чтоб затем тебя освободили от возможности самому выбирать, как и чем лечить своих пациентов. И это вполне объяснимо:
аллопатическая медицина попала под полную зависимость от фармацевтических лабораторий;
эти лаборатории насаждают настоящую диктатуру в отношении медицинского корпуса;
фармацевтическая промышленность в течение ряда лет завоевала право не рассматривать врача как дипломированного практика, а лишь как простого распространителя фармацевтической продукции.
Вследствие молчаливого согласия с подобной диктатурой врач стал составной частью этой системы промышленного производства фармацевтической продукции и не может теперь рассматриваться, как независимый практик, а скорее, как дилер (термин, использующийся для определения продавцов наркотических средств) продукции более или менее токсичной. Термин «дилер» теперь полностью ему подходит потому, что антидепрессанты и транквилизаторы относятся к категории наркотических средств, которые делают из пациентов, употребляющих их, наркотически зависимых людей. Этот вид наркотиков пользуется невероятной популярностью, как у публики, так и у тех, кто их назначает.
Поэтому терапевт ежедневно подвергается атакам пациентов, которые просят его выписать подобные наркотики, и он их назначает, чтобы не потерять клиентуру, даже если он против того, чтобы притуплять течение того или иного заболевания. Чтобы все это понять, стоит посмотреть в прошлое: в течение тысячелетий человек эмпирическим путем научился лечить болезни и залечивать раны. И только отдельные личности, занимающие определенное социальное положение и близкие к правителям, имели право концентрировать у себя эти знания. Знания передавались из поколения в поколение сначала устно, затем письменно. Подобная традиция сохранилась и в наши дни в некоторых малоразвитых племенах Африки, Азии и Америки. Эти люди, находясь в прямом контакте с больными и ранеными, были наделены качествами связи с лечебными силами природы, совершенствовали приобретенные навыки и умения. Не нужно забывать и тот факт, что Всемирная организация здравоохранения несколько лет тому назад направила в некоторые регионы мира компетентных наблюдателей с целью сбора информации о методах лечения и используемых лечебных средствах теми, кого мы называем «ведьмами».
В средние века профессия врача постепенно приобретала свое лицо, создавались факультеты для передачи приобретенных знаний. Получив неглубокие знания, исключительно западного оттенка, врачи не были достаточно компетентны и не пользовались популярностью у населения. В качестве итога сделанного анализа я предоставлю слово доктору Жаку Лаказе, директору редакции газеты «Жизненный выбор», который написал следующую статью в «Медицинских новостях» (№ 71, 4 квартал 1993 г.):
«Медицинская практика в таких странах, как Франция, монополизирована. С появлением обществ с антагонистическими классами и особенно с началом развития дикого капитализма (поножовщина, грабежи, депортация народов, чрезмерная эксплуатация рабочей силы в Англии, Франции и других странах) развернулось движение за обязательное восстановление здоровья рабочих за счёт капиталиста. Это была идея всеобщего страхования. До недавнего времени между двумя последними войнами медицина и фармацевтика практиковались исключительно кустарным методом, то есть так, как они работали на протяжении нескольких веков.
В XIX в. при капитализме и резком подъёме качества научных экспериментов стали возникать новые,
