жених, кстати твой добрый знакомый, хронически страдает отсутствием наличных.
— Кто он такой? — заинтересовался Мартен.
— Сеньор Бласко де Рамирес, — ответил Пьер с невинной миной.
Мартен присвистнул сквозь зубы, но Каротт на этой новости не остановился; у него в запасе были ещё более неожиданные и поразительные сюрпризы.
— Тебя может это заинтересовать, — протянул он, опуская до половины веки, что придавало лицу выражение наивности и скромности, — ведь, если верить Ричарду и Генриху, ты также имел дело с почтенным дедом сеньориты Марии и с её очаровательной матерью, которая, кстати, сейчас сопровождает своего мужа на Яве.
— Я? — поразился Мартен. — Я имел с ними дело?
— Да, — кивнул Пьер. — Разумеется, там была женщина! Прекрасная женщина, которая в любой авантюре так же необходима, как соль в пище. Та, кстати, обладала всем, что надо, чтобы за неё поубивал друг друга целый полк таких галантных кавалеров, как вы с Ричардом. Не хочу сказать, что и в самом деле дошло до какой-то свары между вами, mais tout de femme…4
— Может ты скажешь мне наконец, как именуется все это семейство? — рассмеялся Мартен.
— Дедушка именуется Хуан де Толосса, его дочь — Франческа де Визелла, а внучка — сеньорита Мария Франческа де Визелла, — единым духом выпалил Каротт. — Шестнадцать лет назад ты захватил их всех троих на португальском судне «Кастро верде», где находился в плену Ричард де Бельмон.
— Помню! — воскликнул Ян. — Но, черт возьми, не было там никакой Марии!
— Была, — возразил Пьер. — Только не успела ещё появиться на свет. Ей сейчас шестнадцать.
Мартен в уме сосчитал прошедшие годы.
— Сходится, — признал он. — Но откуда, черт тебя возьми, ты все это знаешь?
— Господь Бог даровал мне нос, — ответил Пьер, — чтобы вынюхивать. И если пользоваться им с надлежащим старанием ради собственного любопытства, что-нибудь всегда найдется. Ну, а если речь идет о молоденькой, хорошенькой девушке…
— Похоже на то, что ты сам от неё без ума, — заметил Мартен.
— Ба, мне бы твои годы! — вздохнул Каротт.
— Ты же ненамного старше Ричарда.
— Я скорее ровесник Бласко Рамиреса. Насколько я помню, у тебя с ним кое-какие счеты…
— Не нужно мне напоминать, — порывисто бросил Мартен. Этот трус раз за разом ускользает у меня из рук, но рано или поздно я с ним разберусь по-своему.
Каротт выказал легкое нетерпение: Ян злился и не понимал, о чем идет речь.
— Мне пришло в голову, — протянул он, немного колеблясь, что ты мог бы при случае отплатить и сеньору де Толоса…
Мартен вытаращил на него глаза, но тут же его осенило. Все было так ясно и просто: будь Мария у него в руках, и Рамиресу, и Толосе пришлось бы принять любые условия! Впрочем, Бог с ним, с Толосой — тому было уже под сотню. Но Рамирес!
Рамирес, жених Марии де Визелла, не мог бы отвертеться от встречи с оружием в руках.
— Что, дошло наконец? — спросил Пьер.
Мартен глянул на него исподлобья и вдруг рассмеялся.
— Ты лучший из моих друзей, — сказал он. — Но как быть с Ричардом?
Каротт пожал плечами.
— Это уже твои заботы. Ты ближе с ним, чем я. Могу только сказать тебе, что Ричард не в восторге ни от упрямства Марии, ни от затяжки переговоров о выкупе, размер которого наверняка будет гораздо меньше, чем он поначалу рассчитывал.
— Понимаю, — кивнул Ян. — Еду к нему.
Шевалье Ричард де Бельмон обитал в нанятом доме с садом неподалеку от Кенсингтона. Дом этот, возведенный строителем, явно влюбленным в образцы пригородной ливерпульской архитектуры, отличался снаружи исключительным безобразием; в то же время большой сад — скорее даже парк, тянувшийся за ним, был красиво разбит и прекрасно ухожен.
Мартен прибыл туда, настроенный очень воинственно, поскольку рассмотрев на трезвую голову поведение Бельмона, пришел к выводу, что Ричард оказался весьма нелоялен по отношению к нему, скрывая происхождение своей пленницы и тот факт, что Бласко де Рамирес был её женихом.
— Настоящий друг таким образом не поступает, — заявил он, изложив то, что узнал от Каротта.
Шевалье де Бельмон почувствовал себя несколько задетым, не столько содержанием, сколько тоном этого заявления. Выпрямившись в плетеном кресле, на котором он отдыхал в тени ветвей, пока Мартен расхаживал взад — вперед по газону, вновь и вновь задерживаясь перед ним и объясняясь на повышенных тонах.
— В самом деле? — иронично спросил он. — И почему же?
— Потому, — отрезал Ян, — что истинная дружба не может дрогнуть под влиянием первой попавшейся юбки. Разве что…
— Что? — спросил Бельмон, вставая.
— Разве что шрамы от ногтей на лице отозвались такими же шрамами в сердце, — деланно рассмеялся Мартен.
Де Бельмон тоже усмехнулся, но усмешка была невеселой, а в словах его вновь звучала ирония.
— Я не столь романтичен и не столь влюбчив, как ты, сказал он. — Мог бы напомнить тебе времена, когда ты сам забывал о друзьях ради первой попавшейся юбки — или скорее может быть ради некоего саронга, скрывавшего сомнительные прелести индейской красотки. Я не держал за это на тебя обиды, хоть из-за неё ты едва не стал кациком Амахи, — презрительно добавил он.
Удар был точен: Мартен побледнел от гнева и машинально положил руку на эфес рапиры.
— Услышь я это от тебя в другом месте, — вполголоса сказал он, — ответил бы этим клинком.
— К твоим услугам, — поклонился Ричард. — Мне кажется, что этот сад — место не хуже любого другого. Если тебе нужны свидетели… — Он оглянулся в сторону дома и запнулся.
Мартен проследил за его взглядом и увидел красивую девушку, опершуюся локтями на поручни балкона. Не усомнился ни на миг, кто она — эта прелестница в летящем платье белого шелка, хотя не смог присмотреться к ней получше, поскольку шевалье де Бельмон продолжил прерванную мысль и, указав на стриженный газон у крыльца, громко сказал:
— Мы можем пригласить Марию Франческу в свидетели нашей встречи.
— Если она согласится… — буркнул Мартен, сбрасывая сюртук и заворачивая рукава рубашки.
— Полагаю, согласится, — ответил Бельмон, после чего, став на средину газона, обратился прямо к ней. — Сеньорита, представляю вам капитана Мартена, о воинственности которого и рыцарских манерах вы слыхали не только от меня.
Мария Франческа подтвердила это легким кивком и с любопытством стрельнула взором на грозного корсара, хмуро смотревшего на нее.
— Капитан Мартен, — продолжал Бельмон несколько утрированным, полуироничным тоном, — жаждет вашего общества, и до такой степени, что любой намек о любой иной даме в вашем присутствии считает оскорблением. Поскольку я имел неосторожность вспомнить об одной из них, жаждет моей крови и желает пролить её на ваших глазах. Разумеется, я буду защищаться, и прошу вас, сеньорита, от своего имени и от имени капитана Мартена, согласиться судить, пройдет ли схватка по всем правилам чести и рыцарства.
Он поклонился, и когда Мария вновь благосклонно кивнула, выхватил шпагу из ножен и поклонился вновь — вначале сеньорите де Визелла, потом Мартену, который сделал то же самое, обнажая свою рапиру.
Они смерили друг друга взглядом. Бельмон — с ироничной усмешкой, Мартен — с лицом, налившимся кровью от нараставшего возмущения, вызванного насмешками противника.
Ян атаковал первым, с таким азартом, что Ричарду пришлось отскочить назад. Рапира изобразила два ложных укола в шею и правый бок, после чего блеснула над головой шевалье де Бельмона, но была парирована; сталь лязгнула о сталь. Бельмон оскалил зубы в ухмылке, но не ответил атакой на атаку, только сильнее согнул ноги в коленях, словно готовясь обороняться. Тогда Мартен атаковал снова и вновь его рапира натолкнулась на заслон. Но на этот раз ответ последовал незамедлительно: Бельмон с терции
