— Еврейки толстые! Они такие мягкие, как пухлые курочки.
Мы не хотели его слушать, и я пошел вокруг синагоги, удивляясь необъятности этого здания. Тиберий Александр сказал, что это самый большой храм в мире после Иерусалимского и он может вместить почти сто тысяч верующих.
По внешнему виду синагоги не было заметно, чтобы ей нанесли ущерб мятежи, разорившие весь квартал.
Тысячи евреев погибли здесь, их дома были разграблены и сожжены. Но никто не спешил восстанавливать их, и обожженные стены напоминали черные зияющие раны на светлых, залитых солнцем улицах.
На некоторых фасадах я заметил коричневые следы засохшей крови. Легионеры, должно быть, прибивали евреев к стене мечами и копьями, а толпа бросала в них камни и била палками.
Когда вечером в палатке Тита, установленной посреди лагеря, я описывал легату то, что видел, — евреев, молившихся у развалин своих домов, у стен, залитых кровью, — Тиберий Александр остановил меня.
Мы возлежали на походных кроватях, рядом на низких столиках стояли серебряные подносы с фруктами, жареной рыбой и мясом.
Вдоль стен возвышались статуи богов, бюст императора Нерона, а вокруг алтаря красовались эмблемы и орлы Пятнадцатого легиона. Пол, посыпанный песком, был покрыт коврами.
Казалось, будто мы во дворце, а не в палатке легата, окруженной сотнями палаток, в которых спали тысячи солдат. Вокруг был настоящий, пусть и небольшой город с аллеями и форумом.
Шум лагеря — приказы, крики караульных, протяжное гудение труб и даже наши голоса или звуки кифар, когда Тит приказывал рабам играть и танцевать, — едва доносился сюда.
Тиберий говорил громко. Он догадался, что я один из тех римлян, которым нравятся евреи, и обвинял меня в этом.
— Это настоящие крысы! Быть может, они и правда ведут свой род от прокаженных.
Тит расхохотался:
— Браво, Тиберий!
Сбившись на мгновение, префект продолжал еще более резко:
— Я выставил легионеров вокруг синагоги, чтобы защитить ее от грабителей, ведь в ней находятся десятки сундуков с золотыми и серебряными монетами! Сами евреи не смогут защитить ее, как не смогли защитить себя и своих близких. Они ведь бежали! А теперь молятся перед развалинами, глядя на кровь погибших!
Я подумал о Леде.
— Они хотят сражаться, и будут жестоко биться с нами, — сказал я. — Они уже одержали победу над прокуратором Флором и наместником Галлом. Думаю, евреи прекратят сопротивление лишь тогда, когда они все погибнут. А поскольку мы не можем убить всех, их религия и народ возродятся снова.
Тит поднялся и предложил нам выйти из палатки, в которую проскользнули два эфеба с губами, выкрашенными в черный цвет, и глазами, подведенными синей краской.
— Мы, римляне, — продолжал он, — родились с оружием в руках. Другим народам суждено повиноваться нам. Если евреи подчинятся, то почему бы нам не принять их? В империи всегда найдется место народам, которые почитают наши законы, нашего императора и наших богов.
— Они останутся верны своему богу, Тит, — ответил я. — Я слышал, как пели евреи — последователи Христа, когда огонь охватывал их распятые тела. Меч бессилен против тех, кто верит в бессмертие души. Мой учитель Сенека сказал: «Кто умеет умирать, больше не будет рабом». Евреи умеют умирать.
— Ты так думаешь, Серений? — сказал Тит. — Скоро мы это узнаем.
Флавий Веспасиан ожидал нас в Птолемаиде, готовый начать войну.
Мы тронулись в путь, чтобы присоединиться к нему на следующее утро. Тит велел легиону выстроиться на форуме лагеря, все палатки которого были сложены, а рвы засыпаны землей. Следуя правилам, он собирался поджечь лагерь, чтобы его больше никто не мог использовать в своих целях.
Я держался рядом с Титом, повернувшись лицом к выстроенным в ряд когортам. Трибун Плацид, стоявший справа от Тита, трижды спросил солдат, готовы ли они к войне. Солдаты отвечали, подняв правую руку, и выкрик их прозвучал так громко, что я содрогнулся.
Что могли сделать молодые евреи, такие как Леда, против римской армии, которая пугала меня, но которой я все же гордился?
Я смотрел на легионеров, шедших в ногу. На них были шлемы и латы, по бокам два меча, за спиной мешок, а еще щиты и копья — и все это вооружение им приходилось нести по невыносимому зною пустыни, отделявшей Египет от Иудеи. Нам нужно было пересечь Иудею, идти вдоль берега Самарии, войти в Галилею и добраться до Птолемаиды — города, который служил воротами в Финикию.
Каждый солдат был на своем месте. Кавалерия и отборные пехотинцы окружали Тита, рядом с которым я ехал верхом вместе с трибуном Плацидом.
Я восхищался этой человеческой силой, без которой мощные баллисты, тяжелые тараны и катапульты были просто грудой бревен.
Каждый легионер был незаменимой частью боевой машины — легиона. Всадники несли длинные тесаки и огромные копья. На боках лошадей висели большие щиты. В колчанах, подвешенных рядом, было по три дротика с лезвием, таким же длинным, как у копья. Солдаты были нагружены не меньше чем мулы, следовавшие позади колонны. Кроме оружия и мешка, у них были пилы, корзины, заступы и секиры, а также плети, косы, цепи и трехдневный запас съестного. Они шли молча, и монотонно и протяжно пели сквозь сжатые губы. Это пение, звучавшее в ритм шагов, напоминало гудение огромной стаи шершней, которые уничтожают все живое.
Когда мы дошли до границы Галилеи, по ту сторону порта Кесарии, я попросил у Тита разрешения сопровождать трибуна Плацида, который с сотней всадников должен был углубиться в страну и убедиться в том, что еврейские войска не собираются напасть на нашу колонну.
Я увидел Галилею, плодородную и обильную, с пологими холмами. Каждый клочок земли здесь был возделан. Обширные пастбища сменялись ухоженными садами.
Нам было приказано не нападать на города и деревни. Всему свое время, сказал Тит. У Флавия Веспасиана наверняка есть план кампании. Торопиться не следует.
Крестьяне, работавшие в полях вместе с женами и детьми, оказались беззащитны перед натиском римских солдат. Кто мог остановить воинов, выламывавших двери, грабивших, воровавших съестные припасы и вино, убивавших мужчин и детей, насиловавших женщин и оставлявших после этого в живых только самых крепких, молодых и красивых — тех, кого можно было продать в рабство? Несчастных заковывали в цепи, и они шли рядом с лошадьми или бежали, когда лошади пускались рысью. Тех, кто был не в силах идти, убивали.
Оборачиваясь, я видел трупы, валявшиеся по краям дороги на всем нашем пути.
Мы присоединились к Титу в тот момент, когда он во главе Пятнадцатого легиона вошел в Птолемаиду.
По обеим сторонам широкой улицы, которая вела к порту и дворцу префекта, где остановился Флавий Веспасиан, собралась толпа, чтобы приветствовать нас.
Нигде, даже в Риме, я не видел такого скопления народа. Я узнал эмблемы и орлов Пятого и Десятого легионов, которые прибыли из Ахаии, после того как пересекли Геллеспонтский пролив и провинции Азии и Сирии. Их сопровождали двадцать три когорты и пять кавалерийских ал. Они разбили лагерь у городских ворот, и тысячи солдат, всадников, пращников, лучников, призванных из всех соседних царств, — союзников Рима, собрались в Птолемаиде и ее окрестностях.
Мы спешились перед дворцом, и я смотрел на людей, окруживших нас. Они были похожи на диких зверей, почуявших запах живой плоти. Они попытались вырвать у нас пленников, чтобы распять или четвертовать их, и нам пришлось отталкивать этих разъяренных животных.
