нервами и преобразуется в серию сенсорных импульсов, которые посылаются прямо в мозг. Закодированная информация. Линейная передача.
— А у реактивной единицы?
— Виртуальный стул фактически представляет собой паттерн запасенных импульсов. Когда единица в симуляторе входит в «визуальный» контакт со стулом, на одну из его цепей восприятия влияют эти импульсы. Эта цепь в свою очередь переносит их в запоминающие цилиндры единицы.
— Насколько эффективно работает система восприятия единицы?
— Очень хорошо по сравнению с нашей. Каждый из цилиндров единицы сохраняет более семи миллионов бит и совершает вращение в течение одной двухтысячной секунды. В результате период распознавания объекта и реакции на него примерно равен нашему.
Я отклонился на спинку стула и принялся внимательно присматриваться к лицу Чака, прикидывая: не заподозрил ли он, что я подвожу его к запретной черте?
— А что происходит, когда единица «слетает с нарезки»?
— В смысле — начинает неадекватно себя вести? — Он пожал плечами. — Фазы распределителя не совпадают. Цепи восприятия единицы получают конфликтующие импульсы. И тогда в его мышлении появляется что-то, чего быть не должно, или исчезает. При неполноценной модуляции он начинает замечать своего рода трещины в своей симулируемой среде.
Тут я вдруг осмелел и сделал предположение:
— Вроде как едет он себе по дороге и вдруг видит, что впереди куда-то делась половина пейзажа вместе с половиной Галактики?
— Точно. Что-то вроде того.
Он сказал это даже не моргнув глазом. Я счел, что он выдержал испытание.
А с другой стороны, разве контактная единица, руководимая Оператором Верхней Реальности, не должна вести себя собранно?
Затем, вглядываясь через стеклянную стену моего кабинета в помещение отдела функционального генерирования, я весь напрягся от осознания, что в данный момент как раз наблюдаю одну из «трещин в симулируемой среде».
Заметив выражение моего лица, Уитни вопросительно посмотрел в ту же сторону, что я:
— Чего там?
Я тут же понял: появилась возможность для второго испытания, чтобы еще лучше удостовериться, что Уитни не контактная единица. Я засмеялся:
— Я только сейчас заметил кое-что странное с нашим главным интегратором данных.
Уитни присмотрелся к аппарату:
— Я ничего не вижу.
— Корпус интегратора — целая металлическая конструкция. Кажется, я могу припомнить его размеры. По горизонтали пять с половиной на двенадцать. Высота чуть больше десяти футов. Ты помнишь, когда мы его монтировали?
— Думаю, да. Я тогда руководил бригадой.
— Но, Чак, здесь нет ни двери, ни окна, через которые могла бы пролезть такая широкая махина!
Его смущение продолжалось всего секунду. Потом он рассмеялся и заметил:
— Кроме двери сзади, которая выходит на стоянку.
Сохраняя невозмутимость на лице, я обернулся и посмотрел. Там действительно оказалась дверь, и притом достаточно широкая, чтобы в нее вошел интегратор. Но еще секунду назад ее там не было!
Реакция замешательства Чака запустила автоматическую регуляцию среды. То, что только я один мог вспомнить время, когда дверь не существовала, свидетельствовало: по какой-то причине я все еще избавлен от переориентации.
Пропищал сигнал внутренней связи. Я нажал кнопку, и на экране появилось лицо Дороти Форд. Она с беспокойством взглянула на Чака.
— У меня дела, — с пониманием бросил тот и ушел.
Я заметил, что Дороти ведет отчаянную борьбу с волнением. Ее глаза были влажными, а пальцы — нервно сплетены.
— Если я извинюсь, то тебе станет легче? — спросила она.
— Ты сказала Сискину, что я собираюсь пойти ему поперек пути?
Она кивнула, покраснев от стыда:
— Да, Дуг, я должна была это сделать.
И по искренности, прозвучавшей в ее словах, я понял, что предавать меня ей хотелось меньше всего на свете.
Дороти серьезно продолжила:
— Ведь я тебя предупреждала. Я ясно дала понять, что действую в интересах Сискина.
— Ты заслуживаешь оценки «отлично».
— Да, наверное. Но я не горжусь тем, что сделала.
Она призналась в том, что выдала меня Сискину. Может быть, позже она выдаст меня более могущественным силам?
Я засмеялся:
— Но мы не собираемся ставить на этом точку, так ведь?
Дороти нахмурилась, не понимая, что я имел в виду.
— Ты когда-то говорила, — продолжил я, — что мы оба должны выполнять нашу работу, но нет причин, почему бы нам в то же время не повеселиться.
Она лишь склонила голову, видимо испытав внезапное разочарование.
— О, я понимаю. — Я изобразил горькое сожаление. — Положение дел изменилось. Теперь, когда ты добилась нужной цели, со мной больше незачем играть.
— Нет. Дело не в этом, Дуг.
— Но ты справилась со своими обязанностями блестяще. Ты была на высоте, и теперь следить за мной больше не нужно.
— Да, не нужно. Сискин вполне доволен.
Изобразив нетерпение, я начал отключать связь.
Дороти взволнованно наклонилась вперед:
— Нет, подожди!
Кто она? Всего лишь девушка, разочаровавшаяся, потому что ее будто бы скромный приятель, с которым она заигрывала, выполняя свои обязанности, вдруг решил ответно с ней поиграть? Или контактная единица, испугавшаяся, что может потерять непосредственную связь с субъектом, находящимся под надзором?
— Хорошо, — сказала она без особой радости. — Мы можем весело провести время.
— Когда?
Она замялась:
— Когда скажешь.
В тот момент поисков контактной единицы я не мог представить себе более вероятного подозреваемого. Я решил, что ее проверю как следует.
— Сегодня вечером, — предложил я. — У тебя дома.
Жилище Дороти Форд представляло собой один из тех богатых апартаментов, которые традиционно ассоциируются с атрибутами привольной и расточительной жизни состоятельных бизнесменов.
Интимную обстановку подчеркивали анимированные трехмерные стенные росписи, у каждой из которых имелся свой собственный музыкальный фон. Сатир играл на флейте и топал раздвоенными копытами, а вокруг него изгибались в чувственном танце легкомысленные девы. Афродита обнимала Адониса между двумя увешанными розами мраморными колоннами, за которыми вдали блестело Эгейское море. Клеопатра с черными волосами, блестевшими от мягкого света луны, отраженной в Ниле, облокотившись о поручни своей галеры, поднимала инкрустированный самоцветами кубок за здоровье Марка
