быстро понял, что эта машина долго не протянет — как и предыдущая, которую Пол мне продал. Ее почистили и покрасили, но это не более чем камуфляж. На каждом светофоре двигатель начинал чихать, и я почти не сомневался, что с карбюратором не все в порядке. Когда я добрался домой, то уже был рад, что просто доехал. Я выключил зажигание, и машина еще с полминуты издавала такие звуки, словно кто-то перемешивал гвозди в стальном ведре.
Я принял душ, выпил пива, затем включил новости, уселся в шезлонг, положив ноги на подставку, и стал слушать о катастрофах и скандалах, но если бы через десять минут меня спросили, о чем шла речь, я не смог бы припомнить ни единого факта. Вскоре мне наскучило красивое, самоуверенное лицо ведущего, и я выключил телевизор. Я пребывал в непонятном состоянии, которое трудно описать. Такое ощущение, словно у меня в душе, как над дверью гостиницы, мерцала неоновая вывеска «Свободно», назойливая, как вопрос без ответа. Наверное, я слишком долго прожил в одиночестве. Не пора ли завести кошку?
Я подумал, не позвонить ли Барбаре, моей бывшей жене, но она живет в Нью-Йорке, а междугородние звонки для меня дороговаты. Я любил говорить, что мы в хороших отношениях. Мне только казалось иногда, будто нас связывало деловое партнерство, а не любовь, завядшая, как цветок, которому не хватило заботы. Она работала биржевым маклером, я — полицейским, и мы никогда не были по- настоящему близки. Даже теперь, спустя пять лет, я не мог понять, как так вышло: чем дольше мы жили вместе, тем сильнее отдалялись друг от друга.
Я не стал ей звонить, и дело не в деньгах. Мы давно чужие друг другу, а у меня совершенно не было настроения выслушивать рассказы об индексе Доу-Джонса или ее новом мужике, кем бы он ни оказался на этот раз. Иногда она намекала, что хочет ребенка, а я — один из возможных кандидатов на сдачу спермы. Похоже, в ее воспаленном прогрессивном мозгу затикали часы материнства. Полагаю, тот факт, что она по- прежнему считает мои гены подходящими, надо воспринимать как комплимент.
При этом она однозначно дала понять, что не стоит даже надеяться на возможное воссоединение. У меня сложилось впечатление, что, по ее задумке, я должен прилететь, внести свой вклад, а затем исчезнуть, как Одинокий Рейнджер, выпустивший серебряную пулю. Это не самое худшее предложение из тех, что я когда-либо получал, и все равно мне было немного не по себе, хотя, может быть, я просто старомоден.
Я снял рубашку, прилег на кровать и какое-то время смотрел на вентилятор под потолком, но настроение не улучшилось. В голове зрела какая-то мысль, но нужно было помочь ей появиться на свет, поэтому я встал, подошел к письменному столу, открыл нижний ящик и достал последнее письмо Вивиан. Я откупорил еще одну бутылку пива, сел на один из низеньких стульев перед столом и стал, наверное, уже в сотый раз перечитывать письмо. Я знал его наизусть — вплоть до неправильных переносов, но все равно читал. Ощущение, словно пьешь из пустого стакана.
Письмо было написано просто и ясно, но, как обычно, я читал медленно, возвращаясь назад, задерживаясь на каждом слове, как археолог, на палящем солнце пытающийся расшифровать непонятные иероглифы. Она была права. Я отступил или, скорее, отступился, и не потому, что Вивиан не стоила моего упорства. Я боролся за сущую ерунду с куда большим рвением. Просто тогда я рассматривал вторжение Мэтсона как испытание на верность, и, когда она это испытание провалила, я в порыве гордости отделался от обоих, и от подруги, и от клиента.
«Да пошли они оба к черту!» — подумал я тогда.
Денежный фактор тоже сыграл свою роль, хотя я предпочитал не думать об этом. Америка, может, и бесклассовое общество, но существует иерархия по благосостоянию, и ты можешь не замечать ее лишь до тех пор, пока официант не подал винную карту. Финансовый аспект нашего романа начал проясняться уже после первых свиданий, когда я понял, что мне придется тренировать половину населения Корал-Гейблз, чтобы достичь ее уровня. Я честно заявил ей об этом, она засмеялась и сказала, что деньги не имеют значения. Она ошиблась. И в то время как ее отец общался со мной на равных, большинство ее друзей считало, что она снизошла до меня из любопытства и все закончится в тот миг, когда развеются мои чары.
Лично мое чувство собственного достоинства никогда не зависело от количества долларов в кошельке, но Фицджеральд был прав: богачи просто живут другой жизнью. Они соприкасаются с грубой реальностью, только когда захотят, а я нахожусь в ней постоянно. В плане денег я считал себя явным аутсайдером с минимальными шансами на изменение статуса. Какое-то время все шло неплохо, но не верилось, что это может продолжаться долго. Я просто не хотел жить, как небогатые мужья Элизабет Тейлор.
Пока длился наш роман, я постепенно уговаривал себя, что не должен любить Вивиан. Я словно пытался избавиться от мной же самим созданного культа. Я считал, что смотрю на вещи трезво, поступаю благородно, оказываю ей услугу, хотя я не мог не видеть боль в глазах Вивиан, когда решил оставить ее. Я проделал путь от состояния, когда был слишком доступен, до состояния, когда стал неуловим, а если она настаивала, классически отговаривался, что занят. Я действовал совершенно сознательно, и, когда появился Мэтсон, он стал частью стратегии отступления. Хотя, если вспомнить мою реакцию той ночью в баре, сработал такой план куда лучше, чем я рассчитывал.
И вот Мэтсон мертв, а история не закончилась. Все еще запутаннее, чем до его смерти. Стоило прикрыть глаза, и я видел белую яхту со страшным грузом на борту, тихо покачивающуюся на воде под темнеющим небом на фоне медленно опускающегося за горизонт солнечного диска… Тут наконец меня осенила та самая мысль, которая столько времени не могла оформиться, и ситуация резко утратила всякий смысл. Мэтсон был не бедным человеком, но такая яхта стоила не меньше трех миллионов, а подобных денег у него никогда не водилось. Некоторые люди в смерти загадочнее, чем в жизни, и Мэтсон, похоже, из их числа.
Я стал думать о сумме, которую предложил полковник: единица и пять нулей без всяких ненужных запятых. Потом мои мысли вернулись к яхте с мертвецом, неподвижно стоящей у берега. Любое незаконченное дело требует завершения. Мной овладело странное напряжение, словно меня что-то не пускало, и тут я понял, что сделаю это. Я почувствовал, что с яхтой у меня назначена встреча, которую нельзя пропустить, чем бы она мне ни грозила. Только тогда у меня упал камень с души, и я расслабился.
Когда я снял трубку и набрал номер полковника, было семь часов. Подсознательно я надеялся, что уже поздно. Ответила горничная, а спустя мгновение трубку взял полковник. Я с досадой понял, что он ничуть не удивлен.
— Звонишь сказать, что передумал? — спросил он.
— Нет, хочу узнать, какой у вас знак зодиака.
— Доллар, — рассмеялся он от души собственной шутке.
Теперь мы снова были добрыми друзьями.
— Я знал, что в душе ты наемник, Джек. А то я уже начал беспокоиться.
— Пришлите дочь с половиной денег, и поскорее.
Тут он стал серьезен.
— По-твоему, я держу дома столько наличности?
— Меня не волнует, где вы ее держите. Остальную половину я получу, когда вернусь.
Я прислушался к собственному голосу, и он мне совсем не понравился.
По всей видимости, полковнику мой тон тоже был неприятен. Несколько секунд я слышал в трубке только дыхание.
— Когда? — спросил он. — Когда она должна приехать?
Я подумал секунду.
— Давайте в полночь.
— Она приедет.
— Классно.
— Я бы хотел задать один вопрос.
— Валяйте.
— Ты делаешь это ради Вивиан или ради денег?
— А вы как думаете?
