заставив себя оторваться на секунду от трапезы, сказал:
— Похоже, что с едой у нас здесь проблем не будет. Кассандра покосилась на профессора:
— Я даже представить не могла, что на свете бывают такие гостеприимные люди.
— Мне жаль, что приходится об этом говорить, — вмешался я, кивнув в сторону стоявших вокруг нас людей, — однако вы должны осознавать, что, возможно, мы втроем поедаем сейчас ужин всей этой честной компании.
— Вот черт! — воскликнула Кассандра. — Ты, пожалуй, прав. Давайте лучше вежливо им объясним, что нам не хочется есть или что мы уже насытились из своих запасов.
— Ни в коем случае! Это было бы для них унизительным оскорблением. Они подумали бы, что ты считаешь, что их еда для тебя недостаточно хороша.
— Как же нам тогда следует поступить?
Облизнув губы и посмотрев на жителей деревни, я слегка наклонил голову в знак того, что выражаю им признательность, и тихо сказал своим друзьям:
— Молча кушать и улыбаться.
Чувствуя легкие угрызения совести, а вместе с ними и приятную тяжесть в желудке, мы жестами поблагодарили жителей деревни за устроенный для нас пир и, пожимая им руки, широко улыбались. Опустошенные нами глиняные чаши исчезли так же быстро, как и появились, и нас пригласили присесть на узкие деревянные скамейки, стоявшие в самом центре хижины.
Солнце уже стало клониться к закату, тени на сухой земле начали быстро расти, а подувший откуда-то с юга легкий ветерок принес своеобразный запах реки, к которому мы за последние дни уже успели привыкнуть. Модибо принялся выстраивать жителей деревни в очередь: тех, кто постарше, — впереди, а тех, кто помоложе, — сзади. Вскоре образовалась длинная вереница, во главе которой встал сам староста. Со стороны казалось, что они почему-то решили, что нас прислал Санта Клаус, и выстроились в очередь за подарками.
Мы с изумлением наблюдали за этой сценой, ожидая, что же будет дальше. Однако ничего особенного не произошло. Жители деревни, стоя в очереди и переминаясь с ноги на ногу, молча стояли перед нами. Мы выжидающе смотрели на них, а они — на нас.
Наконец профессор, уже заработавший себе репутацию внештатного переводчика нашей группы, решил попытаться разузнать, что же все это означает.
— Ну так что? — сказал он, обращаясь к стоявшему во главе очереди Модибо.
Староста тут же сделал шаг вперед и, несколько раз проведя рукой по своему животу, произнес длинный и эмоциональный монолог, из которого мы, естественно, не поняли ни единого слова. Закончив, Модибо уперся ладонями в свои колени и, присев на скамью напротив нас, застыл в ожидании.
— Ну и ну! — вдруг воскликнула Кассандра. — Я, кажется, поняла! Они приняли нас за врачей. — Показав рукой на выстроившуюся перед нами очередь, она добавила: — И все эти люди ожидают от нас медицинской помощи.
Поначалу мы попытались, как могли, объяснить жителям деревни, что мы вовсе не являемся представителями организации «Врачи без границ» и что у нас нет для них никаких лекарств. Однако, увидев разочарование, появившееся в их глазах, мы решили все-таки использовать свои мизерные знания в области медицины, чтобы попробовать хоть чем-то им помочь. В течение более двух часов жители деревни — все без исключения — поочередно рассказывали нам на своем тарабарском языке, причем очень подробно, о всевозможных болезнях и недомоганиях, мучающих их. Мы выдали почти всем им по паре таблеток парацетамола, а некоторым — антибиотики и антигистаминные мази. Нам было, конечно же, понятно, что мы поступаем не очень-то хорошо, однако эти люди встретили нас настолько радушно, что мы не нашли в себе сил ответить им, пусть даже и вполне обоснованно, отказом. Вот мы и старались, как могли. Судя по симптомам, которые наблюдались почти у всех наших «пациентов», они страдали от малярии, а потому те таблетки, которые мы им дали, все равно не смогли бы принести им какую-либо пользу.
Уже стало совсем темно, когда Модибо отвел нас, утомленных своими «врачебными» усилиями, в один из глинобитных домов, который, по всей видимости, был подготовлен специально для того, чтобы мы смогли переночевать не под открытым небом. В этой хижине имелись три постели с соломенными матрасами, на которые мы тут же установили свои москитные сетки и завалились спать, даже не подумав о блохах, клопах и других кровососущих насекомых, обычно встречающихся в такого рода жилищах.
Бросив взгляд на ползущего по потолку хижины громадного мохнатого тарантула, я закрыл глаза и уже почти заснул, когда до меня вдруг донесся голос Кассандры:
— А вам не приходило в голову, что мы так увлеклись, изображая из себя врачей, что даже не удосужились спросить, нет ли среди наших «пациентов» того ремесленника, которого мы ищем?
Первым, кого я увидел, открыв утром глаза, был тарантул, который решил поменять место своего пребывания и сидел теперь не на потолке, а на внутренней части моей москитной сетки. Я с трудом представлял, как он сумел сюда забраться, но теперь это гнусное паукообразное находилось менее чем в полуметре от моего лица, а потому думать о его перемещениях было некогда. С замиранием сердца (есть у меня такая слабость — патологическая неприязнь к паукам) я выбрался из своей постели, надеясь, что эта тварь не примет меня за огромную бабочку, попавшую к ней в паутину, и не вонзит в меня свои жуткие хелицеры, которые у нее наверняка имелись. От моих движений проснулись Кассандра и профессор. После того как я показал им своего ночного «гостя», они тут же устроили тщательный осмотр всех своих вещей, который не оказался безрезультатным: Кассандра обнаружила у себя в ботинке маленькую блестящую змею черного цвета.
— Она ядовитая? — спросила Касси, не на шутку испугавшись.
Профессор пожал плечами.
— Понятия не имею, дорогая моя. Как бы там ни было, она очень маленькая.
Змея, заметив, что ее обнаружили, проворно выползла из ботинка и, сопровождаемая взглядом трех пар человеческих глаз, быстро исчезла, выбравшись наружу через дырку в стене.
— Вполне возможно, что я ошибаюсь, — сказал я, — но, кажется, это был детеныш африканской кобры. Мне доводилось видеть взрослых особей, и он очень на них похож.
— Не знаю, какие у вас планы, — угрюмо произнес профессор, внимательно рассматривая на своих руках красные точки, появившиеся прошедшей ночью, — а лично я, будучи не в восторге от змей, блох и опасности заболеть малярией, склонен к тому, чтобы разыскать нужного нам ремесленника прямо сей час. — Он перевел взгляд на нас с Касси и добавил: — Будет лучше, если мы уберемся отсюда на первой же попутной лодке.
— И я такого же мнения, — кивнула Кассандра. — Я не очень-то обрадовалась, когда обнаружила в своем ботинке змею.
— Итак, решено, — твердо произнес я. — Мы находим того типа, узнаем у него, что послужило образцом для его творений, а затем возвращаемся в Томбукту, в уютную гостиницу на краю пустыни.
Говоря все это, я не мог даже представить, насколько далекими окажутся мои слова от того, что ожидало нас в ближайшие дни.
Выйдя из хижины, мы увидели Модибо, который повел нас в уже знакомую хижину без стен, где нас ждал обильный завтрак. Мы отведали всего, что так щедро было для нас приготовлено, а затем попытались объяснить нашему гостеприимному хозяину, с какой целью мы приехали в его деревню.
Мы использовали и мимику, и жесты, и даже рисунки на песке, стараясь изобразить работающего ремесленника, однако все наши усилия сводились на нет непреодолимым языковым барьером. И тут Кассандра вспомнила о нашем разговоре с Даниэлем в библиотеке в Томбукту.
— Профессор, у вас есть с собой рисунок, изображающий двух всадников на одной лошади?
— Конечно! — воскликнул Кастильо, сразу же догадавшись, что имела в виду Касси. — И как я об этом раньше не подумал?
Он быстро поднялся с циновки и, сбегав в нашу хижину, вернулся оттуда со своей дорожной сумкой. Достав из нее нужный рисунок, профессор протянул его Модибо, а тот, взяв листок бумаги, стал
