Я люблю твои шумные свадьбы. Я помню Те пиры, где веселье как бурный поток, Где чам-чам и дам-дам в соответствии полном, Рядом с рогом вина — изобилия рог. И старуха земля ускоряет вращенье Под кипучие звуки лезгинки лихой. И напевы зурны повторяет ущелье — Даже мертвый воскреснет от пляски такой. На седле скакуна, вскинув кверху кинжалы, В танце ходят на цыпочках двое парней. На канат (натянув, чтоб струною дрожал он) Горцы ставят тарелку и пляшут на ней. Как люблю я твое уважение к старым, Умудренным, познавшим и битвы и труд! Видно, белоголовые горцы недаром, Окруженные внуками, долго живут. А радушие — горца вторая натура! Ты и в бедности щедро умеешь принять. Кто посмеет взглянуть на приезжего хмуро, Кто посмеет в ночлеге ему отказать? Путник, в наших аулах в любые ворота, Не стесняясь, в любую минуту стучи. Здесь не спросит хозяин: «Откуда ты, кто ты?» Просто скажет: «Входи!» — дверь откроет в ночи. Он коня твоего отведет для начала Прямо к яслям, овсом обеспечит сполна. (Горец, пусть хоть неделю в пути голодал он, Есть не станет — накормит сперва скакуна.) Бурку снимет хозяин: «Озяб ты, погрейся!» И пока ты не сядешь, не сядет и он. Дым над саклей клубится, огонь разгорелся — В доме действует гостеприимства закон. У хозяйки в ладонях работает сито, Чесноком и бараниной пахнет кругом. Первый тост за тебя, что полночным визитом Осчастливил нежданно хозяев и дом. Спать ты будешь на лучшей тахте. А едва лишь Пожелаешь чего — с полуслова поймут. Опрометчиво что-нибудь в доме похвалишь, И немедля подарок тебе поднесут. Всем аулом проводят желанного гостя. Есть присловье на родине милой моей: «Пусть сломает свои нечестивые кости Тот, кто хмуро и скупо встречает гостей». Для приезжих квартира моя городская, Словно сакля, радушно открыта всегда. Я старинный обычай отцов уважаю — С гостем крепче вино и вкуснее еда. Разве путник забудет то место, откуда Начал странствие, двор, где седлал он коня? Вечный путник, я тоже вовек не забуду Дом родной, снарядивший в дорогу меня. Как смогу я прийти на отцову могилу, Если память живая погаснет, замрет? Как взгляну я в глаза моей матери милой, Если я позабуду тебя, мой народ? Что отвечу любимой дочурке Зареме, Если спросит об этом, когда подрастет? Нет, бессильны разлука, пространство и время — Мне тебя никогда не забыть, мой народ. Все в тебе: и Махача геройская участь, И шутливость Молла Насреддина в тебе. И Марин легендарной живая певучесть, — Все сплелось воедино в народной судьбе. Пусть войдет в мою песню и смех Цадаса, И негаснущий пламень любовный Махмуда, Старых нартских сказаний словесное чудо,
