Ягненком, угодившим в волчьи зубы,Аул, в горах зажатый, смотрит вниз,Как хрупкое гнездо на скалах грубых,Над пропастью мой дом родной повис.Вот здесь мне было суждено родиться.Был сделан знак на косяке дверей.И так открылась первая страница,Страница биографии моей.Я родился у бедной дагестанкиВ труднейший год из всех голодных лет,Когда семья вставала спозаранку,Чтоб нащипать травинок на обед;Когда холодный ветер жег до боли,В наш дом врывался, как хозяин злой,Клочок земли, что назывался полем,Был весь покрыт голодной саранчой.В те дни у коммунаров на рубахахАлели пятна — знаки свежих ран,В те дни в лесах Гуниба и АхвахаШли в смертный бой отряды партизан.Шакалья стая, позабыв о страхе,У стен аула сумерек ждала,И поутру в чалме поверх папахиВ ауле появлялся наш мулла.С мясистых губ облизывая сало,Лениво, монотонно, как сквозь сон,Голодным людям, хмурым и усталым,Повествовал о вечном братстве он.И говорил он, пальцем крючковатымСтуча в Коран, в тисненый переплет:«К тем, кто спиною встанет к газавату,Всевышний тоже спину повернет!»А по ночам в кругу аульской знатиМулла, подвыпив, тосты возглашал,И плач детей соседских, как проклятье,Врываясь в дом, веселью не мешал.Но для аула этот плач намногоБыл убедительней велений бога.И верили не кадиям, а детям,Камням могильным у больших дорог,Где каждый мертвый был живой свидетельТого, что лгут и кадий наш, и бог.У нас в селении персидский шахСправлял пиры на детских черепах.У нас в ауле многим горцам с плечСнял головы кривой турецкий меч.