майя времен завоевания.
В середине шестнадцатого века один молодой индеец-киче знатного происхождения перевел эту книгу на латынь, правда, до наших дней дошла только одна копия.
Другие книги периода после завоевания, о которых мы знаем — это «Чилам Балам», которые, как я выяснил, являются книгами пророка-ягуара. Я не стал подробно ими заниматься, так как ты просила не обращать на них внимания, но отмечу только то, что эти книги могут являться фрагментами более ранних произведений, созданных до испанского завоевания. Их также можно найти в переводе на европейские языки, и они получили имена по названию мест, где хранятся.
— Алекс, а как насчет еще более ранних книг?
— А вот тут мы подобрались к самому интересному. На сегодняшний момент в мире на языке оригинала осталось только четыре книги майя. Я не понимал, почему их осталось так мало, — представь, что можно было бы сказать о нашей цивилизации на основании лишь четырех книг! — пока не узнал о печально известном монахе Диего де Ланда, который, вместе с некоторыми из своих братьев во Христе, взял на себя миссию систематически уничтожать книги майя, написанные иероглифами. Он написал королю Испании, что, поскольку в книгах содержатся дьявольские суеверия и ложь, им пришлось сжечь их все. Любой представитель майя, пойманный с каким-нибудь подобным текстом, рисковал быть замученным до смерти.
Четыре книги на языке майя, называемые кодексами, получили имена по названию мест, где они впервые были выставлены. Три книги выставлялись в Европе: Дрезденский кодекс, Парижский кодекс — его можно увидеть под стеклом в Национальной библиотеке Парижа — и Мадридский кодекс. Все они содержат информацию о божествах и ритуалах, и все книги — в очень ветхом состоянии.
— А четвертая?
— Грольерский кодекс. В определенном смысле он самый необычный. По меркам самого кодекса он был найден сравнительно недавно, в 1971 году. Рассказывают, что его обнаружили грабители в деревянном ящике в пещере в Чьапас, и по крайней мере три десятилетия кодекс хранился у частного коллекционера в Мексике, после чего его выставили в клубе «Грольер».
Эти кодексы сделаны из какой-то особенной бумаги. Как долго, по-твоему, что-то, сделанное из бумаги, может сохраниться в таком влажном климате? И все же Грольерский кодекс был датирован началом тринадцатого века, став, таким образом, самым древним из всех! Многие думают, что он не смог бы сохраниться на протяжении такого долгого времени вне особо поддерживаемой атмосферы музея, но, прочтя специальную литературу, я узнал, что возраст кодекса был установлен благодаря радиоуглеродному анализу и это — подлинник, хотя и в очень плохом состоянии.
— Как выглядят эти книги?
— Они написаны на длинных полосках бумаги, сложенных на манер ширмы, как меха аккордеона, с обложкой из дерева и меха. Видимо, читать надо, переходя от сектора к сектору, сверху вниз.
Я подумала о пишущем кролике, изображенном на кусочке керамики в музее. Он писал на пачке сложенной бумаги, там был и какой-то пятнистый материал, которым была покрыта верхняя и нижняя доска-обложка.
— Значит, одна из этих книг представляет собой особую редкость.
— Точно! Представь, что обладающая письменностью цивилизация ограничивается только четырьмя книгами! Интересно, какие книги можно оставить для нашей цивилизации? Томик Шекспира, книгу по физике Стивена Хокинга, Библию, книгу поэзии или философии?
Ладно, оставим эту дискуссию на потом. Лучше я расскажу тебе, что я разузнал о людях, которые тебя интересовали. Гомес Ариас. Ты и сама довольно много знаешь. Родился в Мериде, большую часть детства провел в Панаме. После смерти своего отца, когда Ариас был подростком, он или сбежал из дома, или его выгнала мать, в зависимости от того, каким сообщениям о его жизни ты больше поверишь.
Работал в качестве прислуги, пока не сколотил собственный капитал — я бы сказал, состояние — на системах водоснабжения. Владелец большого количества компаний. Похоже, любит называть их в свою честь и в честь своей дочери. Отель «Монсеррат», морские перевозки «Монсеррат» и некая контора под названием «ДМГА Инвестиции», которая, как я понимаю, занимается инвестированием дохода от других его предприятий. Три брака. Первый с женщиной по имени Инносентия — один ребенок, вышеупомянутая Монсеррат; второй брак с англичанкой, Шарон, закончился разводом через полтора года. Детей нет. Сейчас женат на Шейле Страттон, богатой американской светской львице. Они женаты пять лет, детей также нет. Любит искусство и блондинок, не уверен, в какой именно последовательности.
Джонатан Хэмелин. Археолог, получил образование в Кембридже. Публиковал работы в различных научных журналах. Последние шесть лет работает на Юкатане. Автор нескольких интересных археологических открытий, самое последнее — на раскопках возле Тулума. Но ему не повезло с некоторыми из его находок. Расхитители могил успевали опередить его на несколько шагов. Один из предметов, за которым он охотился, — нефритовая маска — не так давно всплыл в частной коллекции в Европе. Из хорошей семьи. Имеет место в палате лордов. Однако его семейство зажиточным не назовешь. Фамильный дом передан Национальному тресту[24]. Его родители жили в нем до своей смерти, затем дом перешел в собственность треста. Небогат, зато имеет статус. Возможно, разорился, но на британский аристократический манер.
Лукас Май. О нем почти никаких сведений. Изучал археологию в Мексике и в Техасском университете. Десять лет тому назад прошел стажировку в Национальном музее археологии в Мехико. После этого — тишина. Ни научных работ, ни участия в конференциях, ни археологических открытий.
Майор Мартинес. Странный тип. Еще пять лет тому назад у него была безупречная карьера в федеральной полиции. Вообще-то его не раз награждали. Он был членом неофициальной антитеррористической бригады, которая захватила одного из местных лидеров группы повстанцев.
Затем он оказался замешан в одной неприятной истории, связанной с какой-то археологической достопримечательностью. Неподалеку от неких развалин местные устроили симпатичный маленький рынок. Правительство построило другой рынок примерно в полумиле от старого. Местным новый рынок не понравился — все равно что переехать в бетонный бункер, так что я их понимаю.
Как бы там ни было, переезжать местные отказались. Какое-то время ничего не происходило. Но однажды к рынку подкатили бульдозеры в сопровождении федеральной полиции под командованием майора Мартинеса с автоматами наизготовку. Местным дали сорок минут, чтобы убраться с рыночной площади… можно только представить, какая началась истерия.
Мартинес очень серьезно отнесся к своему заданию. Можно сказать, слишком серьезно. Но к концу дня старый рынок исчез, был просто стерт с лица земли. Уверен, начальство расценило это как хорошо выполненную работу, но пострадало несколько человек, сильно пострадало — действительно отвратительная история, — и общественность подняла шум. Правительство принялось искать виноватого, и из Мартинеса сделали злодея.
С работы его не выгнали, но, похоже, с того времени ему начали поручать менее важные дела, вроде расследования кражи статуэтки из бара, которые, как ты понимаешь, он считал ниже собственного достоинства. Он очень ожесточился.
Это — все!
— Спасибо, Алекс. Ты просто чудо. Это очень ценная информация.
— Если понадобится еще, звони. Мой компьютер под парами!
Позже позвонил Джонатан, чтобы сообщить мне, что в конце дня он заедет в Мериду, и мы могли бы вместе пообедать. Он пригласил меня в ресторан отеля «Монсеррат», довольно дорогое место, обед в котором стоил недешево, да и сюрпризы могли поджидать на каждом шагу, принимая во внимание досаду одной молодой особы, в честь которой был назван этот отель, после того как он прошлым вечером отказался остаться и выпить с ней.
В какой-то момент во время обеда у нас зашел разговор о его работе на раскопках.
— Я слышала, что у тебя проблемы с расхитителями могил, — сказала я, вспоминая рассказ Алекса.
— Еще бы! — сказал он. Затем, потеряв всю свою британскую беспристрастность, он продолжил:
— Чертовы свиньи! Прости за грубость.
— Расскажешь?