– Он и без того под моей защитой, Анита, – сказал Ричард.
– Пока ты не готов убивать, чтобы ее подкрепить, это мало что значит в этой компании.
– Ты будешь убивать, поддерживая заявление Ричарда о защите? – спросила Райна.
– Она не понимает твоего вопроса, – сказал Ричард. – Нечестно его задавать тому, кто не понимает.
– Тогда объясни ей это, Ричард, но не сегодня. Сейчас уже поздно, а нам еще снимать и снимать. Уведи свою человечиху и объясни ей правила. Объясни, как глубоко она сегодня себя закопала. Когда она поймет, позвони мне. А я постараюсь сделать дуэль между нами как можно более честной. Скажем, завяжу себе глаза или привяжу руку за спину.
Я хотела что-то сказать, но Ричард перебил:
– Пойдем, Анита, нам пора.
Он был прав. Я могла бы убить многих, но не всех. Не подумала прихватить запасной магазин для автомата. Вот глупышка.
Мы вышли из двери – я позади всех, спиной, готовая стрелять в любого, кто высунет голову. Никто не высунул. Ричард нес Стивена в темную весеннюю ночь и не оглядывался, будто знал, что преследования не будет.
Я открыла дверь, и Ричард положил Стивена на заднее сиденье.
– Сможешь отвезти нас домой? – спросил он.
– Да. Ты сильно ранен?
– Нет, но мне надо сидеть позади со Стивеном, на случай, если он очнется.
С этим я не могла спорить. Я поехала. Мы были в безопасности, мы были до сих пор живы. Но если бы они на нас набросились... Ладно, раз нам ничего не грозит, я могу позлиться.
– Что ж, мы выжили – спасибо тебе за твой план.
– И никто не погиб – спасибо мне за мой план.
– Только потому что я была вооружена лучше обычного.
– Ты была права, – сказал он. – Это была западня. Ты довольна?
– Довольна.
– Рад слышать.
Под иронией слышалась усталость.
– А что ты мне должен объяснить, Ричард? – Я глянула в зеркало заднего вида, но не смогла рассмотреть лица Ричарда в темноте.
– Райна поддерживает приказы Маркуса. Она – его лупа. Он ее использует для тех вещей, которые сам не одобряет – например, для пыток.
– Значит, я обозначила себя как твоя лупа
– Да, а я Фенрир. И в обычной ситуации я бы уже выбрал себе лупу. В стае раскол, Анита. Я беру под защиту своих последователей, и если Маркус пытается их обидеть, я выступаю против него, либо мои последователи защищают друг друга с моего одобрения. Если тебя не поддерживают Фенрир или вожак, то идти против вожака – это бунт.
– А какое наказание за бунт?
– Смерть или увечье.
– Я думала, вы заживляете любые раны, кроме смертельных.
– Нет, если в рану ткнуть раскаленным металлом. Огонь очищает и останавливает процессы заживления. Только снова открыв рану, ее можно залечить.
– У вампиров точно так же, – сказала я.
– Я не знал, – ответил Ричард, думая о чем-то другом.
– Как же ты поднялся до второго места в стае, никого не убив? У тебя же должно было быть много поединков.
– Смертельной обязана быть лишь схватка за место Ульфрика. Мне надо было только побеждать противников.
– Вот почему ты занимался карате и поднятием тяжестей – чтобы иметь возможность победить.
Я когда-то спросила, зачем поднимать тяжести, если ты и без того можешь выжать автомобиль. Ричард ответил, что имеет смысл, если любой твой противник умеет выжать автомобиль не меньшего размера. Он был прав.
– Да.
– Но если ты не убиваешь, то твоя угроза не очень кусается – извини за каламбур.
– Мы не звери, Анита. И то, что в стае всегда так было, не значит, что ничего не должно меняться. Мы все равно люди, а это значит, что мы умеем владеть собой. Черт возьми, должен же быть способ получше, чем истреблять друг друга!
Я покачала головой:
– Не ругай зря зверей. Настоящие волки не убивают друг друга за ранг.
– Только вервольфы, – отозвался Ричард. У него был усталый голос.
– Я восхищаюсь твоими целями, Ричард.
– Но ты с ними не согласна.
– Да, не согласна.
С заднего сиденья донесся вопрос Ричарда:
– У Стивена ни одной раны. Почему он кричал?
Я ссутулилась и сейчас заставила себя разогнуться. Сворачивая на старый хайвей № 21, я думала, как бы это поделикатнее ему рассказать, но что деликатного может быть в изнасиловании? Я рассказала, что видела.
Позади воцарилось долгое молчание. Я уже почти доехала до поворота к дому Ричарда, когда он спросил:
– И ты думаешь, что, если бы я на своем пути поубивал бы нескольких, этого бы не случилось?
– Я думаю, что Райны или Маркуса они боятся больше, чем тебя, следовательно – да.
– Если ты подкрепишь мои угрозы убийством, это подорвет все, что я пытался сделать.
– Я тебя люблю, Ричард, и восхищаюсь тем, что ты задумал. Я не хочу подрывать твои усилия, но если они снова тронут Стивена, я сделаю, что сказала. Я их убью.
– Это мой народ, Анита, я не хочу, чтобы их убивали.
– Это не твой народ, Ричард. Это шайка чужих, у которых с тобой общая болезнь. Вот те оборотни, которые тебя поддерживают, рискуя попасть под гнев Маркуса, – это твой народ. Они ради тебя поставили на карту все, Ричард.
– Когда Стивен вступил в стаю, это я сказал Райне, чтобы она его не трогала. Я всегда его защищал.
– Твои намерения очень достойны, Ричард, но Стивену они сегодня не помогли.
– Если я позволю тебе убивать за меня, Анита, это будет то же самое, что убивать самому.
– Я не спрашивала твоего разрешения, Ричард.
Он откинулся на спинку сиденья, и я поняла, что он не пристегнут. Хотела было ему сказать, чтобы пристегнулся, но не стала. Это его машина, и Ричард вполне выживет после полета через лобовое стекло.
– То есть, если они тронут Стивена, ты их убьешь не для меня, а потому, что так сказала?
– Угроза не стоит ничего, если ты не готов ее выполнить, – сказала я.
– Ты готова убить ради Стивена. Почему? Потому что он спас тебе жизнь?
Я покачала головой. Это трудно было объяснить.
– Не только. Когда я увидела его сегодня, увидела, что они с ним делают... он плакал, Ричард. Он... черт побери, Ричард, он теперь мой. Есть немного людей, ради которых я готова убить: чтобы охранить их или чтобы отомстить. Сегодня к этому списку добавилось имя Стивена.
– А мое имя там есть? – спросил он и положил подбородок мне на плечо поверх спинки сиденья. Он потерся щекой о мою щеку, и я ощутила еле заметную, колючую щетину.
– Знаешь сам, что есть.
– Мне непонятно, как можно так небрежно говорить об убийстве.
