Труп в лесу

Ночью залаял дворовый пёс и опрометью бросился к амбару. На тропинке, петлявшей между яблонями, он остановился и залился ещё неистовей. Пёс дрожал от злобы, шерсть на загривке вздыбилась.

Собачий лай разбудил людей, спавших в избе. Они открыли окно и увидели, как кто-то высокий и неловкий, пригнувшись, бежит по полю к ольшанику. В руках у человека дубинка.

Мужики быстро оделись, захватили с собой ружьё, которое висело в горнице на гвозде, и осторожно вышли во двор. На дворе постояли, хоронясь в тени дома, пошептались и, крадучись, зашагали дальше. У амбара всё было в целости — и двери, и задняя стенка. Но на земле под навесом виднелись следы ног, обутых в постолы.

Загнав пса в дом, снова двинулись к амбару. Как знать, может быть, беглец и вернётся. Решили подстеречь его и засели между амбарным срубом и поленницей. Отсюда был виден кустарник, растущий за амбаром, и узкое мглистое поле — через него-то и перемахнул неизвестный.

— Смотри-ка. Не человек ли там?

Приподнявшись над поленницей, вгляделись в даль.

— Он самый, не иначе.

— Никак, двое?

— Двое? Нет, один.

— А что там, справа, чернеется?

— Куст.

Тёмная фигура подкрадывалась к амбару. Она приближалась, росла.

— Идёт!

— Пристрелим или живьём возьмём?

— Живьём. Пристрелить успеем.

Вскоре человек, скрывавшийся в кустах, снова показался у амбара и начал взбираться по лесенке. Мужики с криком ринулись на незнакомца. Он упал на спину в грязь.

Но его подняли — стой на ногах! Его ругали, ему грозили кулаками, тыкали чуть ли не в нос ружейным дулом. Человек стоял, растерянно глядя на мужиков. Его тёмные волосы растрепались, полы широкого дожде-вика свисали почти до земли. Пёс выбрался из дома и, рыча, стал обнюхивать неизвестного. И опять шерсть у него на загривке вздыбилась.

— Чего шляешься по ночам, чего искал? — кричали в лицо неизвестному. — Зачем тебя сюда принесло? На кой чёрт ты полез среди ночи на чужой сеновал? Что вынюхиваешь, говори!

— Чего я шляюсь? — сказал неизвестный, и голос его дрогнул. — Чего мне нужно?

Вокруг по-прежнему стояли трое.

— Да, чего шляешься! Вот оттащим тебя в кусты и пристрелим, как щенка.

Незнакомец поглядывал на мужиков. Лицо его кривила жалкая, растерянная улыбка.

— Заладил — «чего я шляюсь, чего мне нужно!». Брось прикидываться. Попался — отвечай. А там решим, увидишь ли ты ещё, как солнышко всходит.

Двое потащили незнакомца к дому, третий пинал его сзади.

— Не бейте меня, не убивайте, — только одно и твердил он с перепугу.

Его вели к хозяйскому дому. Ему стало ещё страшней, когда он увидел чёрную пустоту за раскрытой дверью и горбатую соломенную кровлю.

— Я тоже человек, как и вы. Отпустите меня, я пойду своей дорогой.

Ноги у него слабели и подкашивались.

— Это ты-то человек? — издевались мужики. — Вот поглядим, что в тебе человечьего.

С шумом прошли через сени и поволокли неизвестного дальше, в просторную людскую. Из дверей, ведущих на чистую половину, смотрели оробевшие женщины.

— Поймали воровскую морду, — бахвалились мужики.

— Дворовый пёс его спугнул, в кусты загнал, а он, простофиля, потом опять обратно к амбару подался. Ну, что тебе понадобилось на чулком сеновале, говори!

— Что мне понадобилось…

— Да, вот именно, что понадобилось, отвечай!

— Чего я искал…

— Не рассусоливай: что да чего, — отвечай! Они дотошно обыскали его карманы, но оружия не обнаружили, нашли только маленький ножик с гнутой рукояткой, кусочек колбасы, кошелёк с несколькими пенни1, пять длинных свечей и коробок спичек.

Мужики рассвирепели.

— А теперь говори, почему у тебя в кармане свечи и коробок со спичками? С какой стати? Зачем носишь их в кармане? Спички захватил, а сам не курит.

— Это как же не курю, — отвечал незнакомец.— Позвольте, я покажу вам, у меня и папиросы в кармане! Вас тут сколько, я один, а вам боязно руки мне развязать. Трусы не хуже зайцев. У меня в нагрудном кармане коробка с папиросами. Какой же я некурящий?

Действительно, из нагрудного кармана достали коробку папирос.

— А на что тебе свечи? Зачем свечи с собой таскаешь?

— Зачем…

— Отлаиваться ты, видно, мастер, а вот соврать добром не умеешь. Зачем да почему — этак не отвечают.

Тогда человек сказал:

— Случись у меня в кармане, например, ложка или железный костыль, тогда как? Тоже пришлось бы объяснять вам, зачем их с собой таскаю?

Но мужики не нуждались в его ответе. У них нашёлся новый основательный довод.

— У тебя в кармане пять свечей, а у нас пять строений на хуторе. Ну, как ты это объяснишь?

— Пять строений?

— Да, пять, и пять свечей!

Хозяин поспешил на чистую половину, принёс оттуда листок бумаги.

— Читай, разбойник! Читай! Теперь ты, ледащий, не отвертишься!

Человек прочитал:

«Сообщаю тебе, что весь твой хутор скоро свидится с красным петухом! Спалю тебя дотла, пойдёшь по миру!»

Хозяин вопил:

— Мои дома палить! За хорошие деньги небось под-рядился. На дом по свече. Чтобы ночью сразу весь хутор спалить. Попался, гад! Нынче тебе от пули не уйти.

Принесли верёвку и накрепко ещё раз связали человека. Тот отчаянно сопротивлялся.

— Неправда! — кричал он. — Ошибаетесь! С какой стати мне, чужому человеку, твои дома жечь? Я из посёлка в город шёл. Накрапывать стало, вот и решил от дождя спрятаться До утра, думаю, отдохну на сено-вале, дождик не промочит.

Хозяин заорал:

— Не верю! Поджигатель! В лес тебя — и на сук.

Но всё-таки мужики не уволокли человека в березняк, а втащили в старый каменный погреб. Заперли дверь на ключ. Утром отправились в посёлок за полицией.

Было за полдень, когда на хутор приехал полицейский, злой и усталый, — ночью он где-то охотился за ворами.

— И лошадь голодна, и у самого живот подвело,— угрюмо сказал он. — Только и знай — лови воров. Но-чью взял одного на мушку, да промахнулся, чёрт.

Лошади задали овса и сена, полицейского провели в горницу, накормили, угостили водкой. Уплетая сало за обе щёки, он спросил:

— Стало быть, у тебя, Март, хотели хутор спалить? Как же это вышло, а?

Набив рот, он бесцеремонно клал себе на тарелку куски пожирнее, а в жадную до спиртного глотку опрокидывал шкалик за шкаликом. Казённую водку хозяева сдобрили мёдом — послаще будет.

— Как это вышло? — принялся рассказывать хозяин. — Сам я ничего бы не приметил, да вот пёс у меня хороший — залаял, поднял нас. Бросились к окну, видим, кто-то крадётся по пашне в кусты, а пёс за ним следом. Втроём сразу и вышли, а пса в дом заперли, чтобы дела не испортил. Забрались на сеновал, ждём. Думаем, наверняка вернётся. Не заждались, смотрим, кто-то у лестницы показался. Влез. Нас ему не видно было. Сунул он свечу в солому и спичкой поджёг. Так подстроил, чтобы солома не сразу занялась, а чуточку погодя. Тут выскочили мы и забрали мерзавца.

— Имели полное право там его и прикончить. Пёс не пролаял бы.

Хозяин задумчиво поглядел на пол, хрустнул раз?другой узловатыми пальцами.

— Парни хотели было, да я, дурень, запретил, — сказал он, — думал: человек я с деньгами, ну и нехорошо… нынче ведь время такое. Наживёшь ещё лишнего врага.

А потом зашептал на ухо полицейскому:

— Вам сподручнее пустить ему пулю в лоб — вы человек при должности, вам это спокойно, закон разрешает. Скажите, что, мол, в лес хотел бежать. Бахнул, да не мимо, чёрт возьми! Упал он ничком в кусты — и сразу дух вон.

Полицейский усмехнулся уголком рта.

— Ну что ж, почему бы… коли…

Он тоже перешёл на шепоток.

— К богу в рай — мало ли людей спроважено. Знаешь, как в песне поётся: крутят деньги всё на свете…

Он прищурил глаз, и хозяин сразу понял смысл этого прищура, в ответ подмигнул полицейскому, и оба усмехнулись во весь рот.

Полицейский с аппетитом грыз вкусную грудинку. Хозяин вполголоса сказал, что готов расплатиться по заслугам: мукой, поросёнком, двумя—тремя возами клевера да и ещё кое- чем.

Потом спустились в погреб. Человек спал в полупустой загородке для картофеля; колени у него стояли торчком, руки были связаны за спиной. Он храпел.

Хозяин постучал палкой по острым коленям.

— Эй ты, свечник, подымайся! Поразмыслим, что с тобой делать.

Человек проворно вскочил, вышел из загородки и поднялся в горницу вместе с хозяином и полицейским. Там он осторожно сел на стул — видно, сморила его усталость — и сказал:

— Дайте мне хлеба, живот подвело.

С разрешения полицейского работник развязал человеку руки, и тот принялся уписывать хлеб с молоком.

На дворе собирали в дорогу гостя из полиции: у лошади отобрали сено, дали ей овсяную болтушку, в телегу положили охапку пахучего клевера, хозяйка сунула туда же несколько мешков и узелки. Вывели незнакомца, снова скрутили ему руки и взвалили на телегу.

— Вяжи, вяжи потуже, не зевай, смотри, — наставлял полицейского хозяин.

— Не бойся, дружище. Не впервой вяжу. Да и зря, что ли, шпалёр при мне?

Он постучал рукой по кобуре, висевшей на поясе, и отстегнул у неё верх.

Человек с непокрытой головой сидел на телеге, солнце светило прямо в лицо. Хозяин нахлобучил ему шапку.

— Ты у меня смотри, сиди смирно, — говорил полицейский незнакомцу. — У меня кольт что пушка, восьмизарядный!

Он гордо постучал по кобуре и залез на охапку сена. Арестованный сел пониже, у него в ногах.

Попрощались — «С богом!». Телега тронулась. Хозяину,