четырех последних веков.
Постепенно маньчжурские генералы подчинили себе также и юг Китая, положив начало Маньчжурской, или Цинской, династии, которой было суждено править Китаем до революции 1912 г.
С основанием в 1644 г. Маньчжурской династии мы подошли к концу нашего обзора.
Всякого изучающего Китай в его историческом развитии поражают две отличительные особенности: удивительная устойчивость китайской расы и необычайная цементирующая сила китайской культуры. На протяжении более чем двухтысячелетнего периода мы снова и снова видим частично или полностью находящийся под властью иностранцев или раздираемый внутренними распрями Китай, который возрождается буквально за одну ночь и за удивительно короткое время снова превращается в объединенное, независимое государство с однородной культурой.
Этот феномен поражает иностранного наблюдателя, но он никогда не поражал самих китайцев, которые воспринимали его просто как данность. Китайцы никогда не верили в незыблемость своих императоров и их династий, сохранявших свой мандат на правление только до той поры, пока «Небо наверху и люди внизу» того желали. Но они поддерживали и поддерживают веру в незыблемость своего народа и своей культуры. «Вань суй» («Десять тысяч лет»), освященный временем клич для приветствия императора, был обращен не к божественной персоне, а скорее к человеку, который как primus inter pares в данный момент является символом их народа и их цивилизации. Воздавая почести своему императору, китайцы сознательно воздавали почести себе, своему народу и его культуре. Единственному народу и культуре — в их глазах, — достойным таковыми называться, единственной цивилизации, которая никогда не погибнет.
Те, кто объявляет китайскую цивилизацию статичной, правы, поскольку ее основополагающие принципы в самом деле незыблемы. Отношение китайцев к жизни, исходящее из необходимости жить в гармонии с первоначальными силами природы, сохранялось с поразительным постоянством на протяжении всей их истории. Но уже в силу того, что сама основа является статичной, китайцы в случае необходимости могли идти на радикальные изменения в надстройке или страдать от таких изменений, вызванных посторонними силами. Потому эта статичная в своей основе цивилизация, в сущности, оказалась необычайно динамичной.
И в древности, и в относительно недавние времена китайцы шли на уступки чужим влияниям. Они признавали — пусть даже неохотно, — что чужие цивилизации могут обладать чертами, которые можно заимствовать с пользой для себя, и доказали, что вполне способны к подобным адаптациям, если только решатся на них. Дело в том, что китайцы верят в обновление при условии, что это преимущественно самообновление; они верят в пользу для дерева даже подрезки ветвей и прививок при условии, что это никогда не повредит самому дереву. Они готовы принимать иностранные влияния, а если необходимо, даже временное засилье, поскольку обладают безоговорочной верой в силу своей крови и в численность своего народа, убежденностью, что в конечном счете они всегда одолеют своих победителей и в материальной, и в духовной сферах.
Похоже, что история оправдала эти высокие запросы. Другие цивилизации погибли, а эта продолжает существовать. Иные народы исчезли, растворились, утратили свое политическое единство, а китайцы выжили и продолжают размножаться. Они сохраняют как национальное, так и политическое своеобразие.
В задачи историков входит изучение аналогичных явлений. Им необходимо изучать основополагающие политические, экономические, общественные и моральные факторы. И в любом случае, им следует помнить о том, что нам не дано постичь глубины верований и понять причины упадка цивилизаций, равно как нам не дано понять жизнь и смерть конкретных личностей.
Чем же определяется постоянство китайской нации и культуры? Исторический обзор взаимоотношений полов, этого движущего принципа жизни, позволяет нам сделать вывод, что в основу этой преемственности был заложен фундаментальный принцип: китайцы предусмотрительно сохраняли равновесие мужского и женского начал еще с первых веков нашей эры. Может даже показаться, что именно из этого равновесия и родилась мощная жизненная сила, которая с древних времен и по сей день является сплачивающим и обновляющим фактором для всего китайского народа.
Приложение
Индийский и китайский сексуальный мистицизм
В гл. 6 я описал основные даосские способы «возвращения семени», а в гл. 7 привел отрывки из трактата Сунь Сы-мо и других текстов танского времени, в которых эта техника описывается более подробно. Сунь утверждает, что возбужденное во время coitus reservatus («задержанного коитуса») семя поднимается по позвоночному столбу, и добавляет, что в области живота это «преображенное семя» предстает в образе красного солнца и желтой луны, которые затем тоже поднимаются по позвоночному столбу, пока не достигнут точки нихуань в мозгу. Там солнце соединяется с луной, и из текста явствует, что этот союз представляет собой окончательное превращение «преображенного семени», поскольку оно становится эликсиром жизни. Приводя цитаты из этих текстов, я мельком заметил, что даосские техники сильно напоминают психофизический процесс, известный в позднеиндийском буддийском и индуистском сексуальном мистицизме, обычно называемом тантризмом[217]..
В предлагаемом приложении я намереваюсь подробнее коснуться этого сходства, начиная с краткого описания процесса, как он представлен в буддийской Ваджраяне, и подкрепить его сообщением о похожей практике у индуистских шактов. На основании сравнения индийских и китайских источников будет сделана попытка выдвинуть теорию об исторической взаимосвязи китайского и индийского мистицизма.
Ваджраяна, или «Алмазная Колесница», является поздним вариантом Мантраяны, или «Колесницы Заклинаний». Как явствует из последнего названия, она представляла собой направление Махаяны, в основу которого были положены мантры, магические заклинания и формулы, к которым добавились многочисленные индуистско-буддийские элементы, перемешавшиеся с местными, неарийскими культами. Последователи Ваджраяны, восприняв множество разнородных верований и ритуалов, включили в свое учение, наряду с элементами местных индийских традиций, также и новые, чужеземные представления. Основной смысл их философского учения состоит в том, что наивысшая истина пребывает внутри человеческого тела и, следовательно, «человеческое тело лучше всего подходит для проявления этой Истины» (ITB, с. 3). Ибо в теле содержится «искра жизни», которая в процессе медитации может разгореться ярким пламенем, упраздняющим дуальность полов, что позволяет адепту отождествиться с божеством, стать единым с высшей силой вселенной — с Пустотой [218]..
Универсальным символом для своего учения ваджраянисты избрали ваджру (кит. цзиньгань; яп. конго; тиб. дорджё), прочную, как алмаз, несокрушимую палицу, отождествляемую с конечной, неразрушимой Пустотой (шунъята). В иконографии это таинственное оружие[219] предстает в форме двойного скипетра с одним, двумя, тремя или большим количеством зубцов, торчащих с двух сторон. До возникновения Ваджраяны оно считалось отличительным орудием бога Индры, которого потому и называли Ваджрапани («Держатель ваджры»). Последователи Ваджраяны превратили ваджру в главный символ всего своего учения. Ваджра стала восприниматься как аналог фаллической индуистской колонны линга, впитав в себя все многочисленные ассоциации, связанные с последней, в том числе и явное соответствие мужскому половому органу.[220] С той поры слово ваджра стало наиболее широко распространенным определением в буддийском тантризме: его начали добавлять к именам божеств, вводить в названия сочинений,
