Это был только наполовину вопрос, а наполовину – утверждение.
Я кивнула с улыбкой:
– А король Благого Двора – еще дольше.
– Я новый король по сравнению с ними и совсем не так самоуверен.
– Тогда скажи мне честно: что сделают твои ведьмы, если ты их бросишь ради меня?
Он задумался, замолчал надолго, потом поднял на меня серьезные глаза:
– Не знаю.
Я чуть не рассмеялась.
– Ты действительно король-новичок. Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь из них признался в невежестве.
– Незнание чего-то не есть невежество. Пренебрежение знанием, которого у тебя нет, может им быть.
– Разумно, а также скромно. Как это ужасно редко у фейри королевской крови! – Я вспомнила, что хотела спросить: – Агнес, которая тебя водила в лес в детстве, твоя няня, это и есть Черная Агнес?
– Да.
Я постаралась не поморщиться.
– И теперь бывшая няня стала твоей любовницей?
– Она не постарела, – ответил он, – а я уже вырос.
– Расти среди бессмертных созданий – это сбивает с толку. Я признаю это, но все равно о тех фейри, что помогали меня растить, я в этом смысле не думаю.
– Как и я о некоторых слуа, но Агнес в их число не входит.
Я хотела спросить почему, но промолчала. Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, я могу не понять ответа, даже если он его даст.
– Откуда ты знаешь, что королева наверное намеревается меня казнить?
Вернемся к важным вопросам.
– Потому что я был послан в Лос-Анджелес тебя убить.
Он произнес это как незначительное замечание – ни эмоций, ни сожаления, только факт.
У меня сердце забилось чуть быстрее, дыхание застряло в горле. Мне пришлось сосредоточиться, чтобы выдохнуть не шумно.
– Если я откажусь с тобой спать, ты исполнишь приговор?
– Я дал клятву, что не причиню тебе вреда. Я сдержу ее.
– Ты ради меня пойдешь против королевы?
– Те же причины, которые сохранят нам жизнь, если мы ляжем вместе, защитят меня в случае, если я оставлю тебя в живых. Ей мои слуа нужны больше, чем ее месть.
Он был очень в этом уверен. Уверен в том, в чем был уверен, и не уверен ни в чем другом. Как и большинство из нас, если мы честны. Я посмотрела на сильное лицо, на чуть широковатую на мой взгляд челюсть, на скулы, чуть слишком резко вылепленные. Мне нравились мужчины более мягкого вида, но он был, несомненно, красив. Волосы совершенно белые, густые и прямые, связаны сзади свободным узлом. Они падали до колен, как у старших сидхе, хотя Шол-то всего только лет двести, плюс-минус сколько-то. Плечи широкие, грудь колесом под белой застегнутой на пуговицы рубашкой. И рубашка совершенно гладкая, я даже подумала, не пользуется ли он гламором, чтобы она так выглядела, потому что я знала: под ней совсем не гладко.
– Предложение неожиданное, Шолто. Я бы хотела его обдумать немного, если можно.
– До завтрашнего вечера, – сказал он.
Я кивнула и встала. Он тоже встал. Я обнаружила, что таращусь на его грудь и живот, пытаясь увидеть движение, которое заметила там, на улице. Ничего не было видно, он гламором это прятал.
– Не знаю, смогу ли я, – сказала я.
– В чем дело? – спросил он.
Я показала на него.
– Однажды я тебя видела без рубашки, когда была намного моложе. Это зрелище... оно осталось со мной.
Он побледнел, глаза его стали твердыми. Он ставил стену на место.
– Понимаю. Мысль прикоснуться ко мне путает тебя, Мередит. Понимаю. – Он глубоко вздохнул. – Что ж, очень было приятно тешиться этой мыслью.
Он отвернулся прочь, подобрал свое длинное пальто со стула, где его оставил. Тяжелый шлейф волос лег белой пушистой полосой на его тело.
– Шолто! – позвала я.
Он не обернулся, только перекинул волосы вперед через плечо, надевая пальто.
– Я не сказала 'нет', Шолто.
