питаться только кровью, а для этого он был слишком слаб... Я даже про себя не могла додумать эту мысль.
— Белль Морт могла бы его спасти, — сказал Жан-Клод безразличным голосом.
Я посмотрела на него, потом на нее:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она его создала, и она — Sardre de Sang. Она просто могла бы отдать ему энергию, которую у него украла.
— Я ничего не украла, — ответила Белль голосом тоже безразличным, но с ноткой гнева. — Нельзя украсть то, что принадлежит тебе по праву, а Ашер — мой, весь мой, Жан-Клод, каждым кусочком кожи, каждой каплей крови. Он жив только моей поддержкой, а без нее он мертв.
Жан-Клод сделал едва заметный жест:
— Быть может, «украла» — не точный термин, но ты можешь восстановить его жизненную энергию. Можешь вернуть его настолько, что он сможет питаться кровью.
— Я могла бы, но я не буду этого делать.
Ее гнев обжигал суховеем, покусывая кожу.
— Почему? — спросила я, потому что никто другой явно не собирался спрашивать, а мне надо было знать.
— Я не обязана давать тебе объяснений, Анита.
У меня все еще был в руке пистолет. Вдруг он потяжелел, будто напоминая мне о себе, а может быть, потрясение заставило меня снова его почувствовать. Я встала и направила его в грудь Мюзетт.
— Если умрет Ашер, умрет и Мюзетт.
— Пока что тебе не очень удавалось убивать моих вампиров своим пистолетиком, — сказала Белль очень уверенным голосом. Конечно, ведь не ее тело я собиралась дырявить пулями.
— Я думаю, что дети Матери — особый случай. Они, наверное, могут пережить все, кроме огня. Вряд ли то же самое относится к Мюзетт.
Я медленно выпустила воздух, успокоив тело, насколько это было возможно. Свободная рука лежала у меня на пояснице, пальцы на ягодице. Моя излюбленная позиция для стрельбы в тире.
— Анхелито тебе не даст, — просто сказала она.
Я обернулась на Анхелито. Он стоял на коленях в руках трех вервольфов, но...
— Если будет мешаться, тоже может умереть. Он все равно вряд ли выживет, если я убью Мюзетт.
Карие глаза Белль Морт чуть расширились.
— Ты не посмеешь.
— Еще как посмею, — улыбнулась я, но до глаз улыбка не дошла: они сосредоточились на теле Мюзетт. Я отвлеклась от призрака Белль Морт над ним, сосредоточилась лишь на белом платье с засохшей кровью. Чем пристальнее я смотрела, тем лучше видела Мюзетт — как двойное зрение: грудь Мюзетт я видела телесными глазами, а в голове складывался призрачный образ Белль. Это вызвало у меня вопрос, видят ли ее другие, или мне помогает некромантия. Надо будет потом кого-нибудь спросить. Только совсем потом.
— Жан-Клод, ты не можешь этого допустить. 434
— У ma petite бывают моменты поспешности, но сейчас она мне напомнила, что правила уже другие. Я в своем праве как Sardre de Sang наказать одного из твоих вампиров за нападение на моего заместителя. Это полностью в рамках наших законов.
— Я не знала, что Ашер — второй после Sardre de Sang, когда взяла у него кровь.
Рука у меня еще держалась твердо, но так будет недолго. Невозможно вечно стоять в стрелковой стойке для стрельбы одной рукой. Да и ни в какой другой стрелковой стойке тоже.
— Теперь знаешь, — возразила я, — и он еще не мертв, так что ты убиваешь заместителя другого Sardre de Sang, полностью осознавая свои действия.
— Мы в своем праве взять жизнь Мюзетт за жизнь Ашера, — сказал Жан-Клод. — Тебе следует быть осторожнее, Белль. Посылать тех, кого ты ценишь, — значит осложнить себе работу по их защите.
Я старалась сдержать дрожь в руке, но в конце концов не смогла.
— Позволь я тебе объясню попроще, Белль. Помоги Ашеру, или я убью Мюзетт.
Только одно одинаково видели мои глаза и внутреннее зрение: медовые глаза Белль. Они смотрели на меня, и я тонула в них. Она хотела, чтобы я опустила руку, а рука болела, так почему бы мне не опустить?
Рука стала опускаться, и я поймала себя на этом за миг до того, как Жан-Клод коснулся моего плеча.
Рука вернулась обратно. Но от опускания и подъема в мышцах прибавилось молочной кислоты. Скоро мне придется выйти из стойки.
— Если хочешь играть жизнью Мюзетт — то это твой выбор, — сказал Жан-Клод, и его голос заплясал у меня по коже, заставил вздрогнуть всем телом, судорожно сжать кисть, и только долгая практика не позволила пальцу нажать крючок. Но я не попросила его перестать, потому что Белль использовала свою первую метку для попытки замутить мой разум. Давно уже ни один вампир не мог подобраться ко мне так небрежно.
Сексуальный импульс от Жан-Клода пробежал у меня по коже, а по всему остальному телу ледяной водой пролился страх. Белль еще не потерпела поражение, даже и близко. Самодовольство приведет к гибели еще некоторых из нас. Так что к черту самодовольство, надменность — одна только правда.
— Тебе надо решить, Белль, — сказала я очень спокойно, потому что следила только за дыханием, старалась успокоиться для выстрела, — что в тебе сильнее: любовь к Мюзетт или ненависть к Ашеру?
— Низшие создания не ненавидят, Анита, их наказывают.
Как она уверенно говорила!
Жан-Клод ответил одним только словом:
— Ложь.
Темные глаза покосились на него, и в этом взгляде не было любви. Жан-Клода она тоже ненавидела. Ненавидела их обоих, а почему — они мне уже объяснили. Это были единственные двое мужчин, по своей воле покинувшие ее ложе, как она считала. Они бросили ее, а никто не оставляет Белль Морт, потому что никто не захочет. Странно, но их уход повредил ее самоощущению. Но я не стала делиться этим знанием, потому что уязвлять сейчас гордость Белль Морт ничем бы нам не помогло. Ради спасения собственной гордости она дала бы умереть и Ашеру, и Мюзетт. Эти слова я проглотила, но забыла, что она Sardre de Sang и что она уже поставила на меня метку. Не о лице и не о голосе надо было мне беспокоиться.
Голос ее раздался у меня в голове как во сне, сопровождаемый ароматом роз:
— Мою гордость не так легко уязвить, Анита.
Жан-Клод поцеловал меня в щеку, и запах роз пропал, и голос с ним.
— Ma petite, ma petite, хорошо ли ты себя чувствуешь?
Я кивнула.
— Так докажи это, — сказала я. — Исцели Ашера.
Жан-Клод не спросил, к кому я обращаюсь. Он услышал через меня, или догадался, или не стал спрашивать, потому что времени у нас не было.
— За разговорами он умрет, — прозвучал голос Валентины.
Все, кроме меня, оглянулись на ребенка-вампира. А я по-прежнему целилась в грудь Мюзетт, в белое платье.
— Если ты в ближайшее время не дашь ему поцелуй жизни, он будет даже для твоей силы неисцелим, Белль Морт, — сказала Валентина.
Белль с трудом сохранила спокойное лицо, но гнев растекся по залу. А может, я просто почувствовала его лучше других.
— Ты сменила сторону, petite morte?
— Non, но я не хочу терять Мюзетт случайно. Если ты решишь в пользу смерти Ашера — одно дело. Если просто упустишь шанс его спасти — совсем другое.
Мне до боли хотелось оглянуться на Валентину, но я не отрывала глаз от Мюзетт, от Белль. Кроме того, лицо Валентины было бы как у всех старых вампиров, когда они скрывают свои чувства или рискуют собой:
