— Да.
Он улыбнулся — ласково и чуть грустно.
— Я бы отдал какую-нибудь из не слишком излюбленных частей моего тела за женщину, которой я был бы так же дорог, как тебе Натэниел.
Я стала было возражать, что я не люблю Натэниела.
Джейсон приложил мне палец к губам:
— Постой. Я знаю, что ты не отдала себя Натэниелу сердцем и душой, но разве ты кому-нибудь вообще себя сердцем и душой отдавала?
Я отвернулась, потому что видеть это терпеливое и взрослое выражение в глазах Джейсона было мне как минимум не по душе. А он продолжал говорить:
— Одна из моих целей в жизни — это найти такую женщину, которая будет смотреть на меня, как ты смотришь на Жан-Клода. Как ты и Жан-Клод смотрите на Ашера. Как ты смотришь на Натэниела. Или как он на тебя.
— Ты не включил в список Мику.
— Вам с ним так уютно, как не бывает ни с кем другим, но эта уютность берется за счет чего-то другого.
— Чего именно?
— Не знаю. Никогда не был влюблен, так что откуда мне знать?
— Так что, я не влюблена в Мику?
— На этот вопрос отвечать не мне.
— Я не могу любить четырех мужчин сразу.
— Почему нет?
Я посмотрела на него.
— Правилами не запрещается, — добавил он.
— Это было бы смешно, — сказала я.
— Ты сопротивлялась Жан-Клоду, потому что его боялась. Потом появился Ричард, и ты, я думаю, его любила, по-настоящему любила, и это тебя пугало, а потому ты отступила. Ты встречалась с обоими, как я думаю, чтобы не влюбиться ни в кого из них.
— Неправда!
— В самом деле?
— С самого начала Жан-Клод сказал, что убьет Ричарда, если ему не будет дан шанс тоже за мной ухаживать.
— И почему ты тогда его просто не убила? Ты не выносишь ультиматумов, почему же ты стерпела этот?
На это у меня не было ответа. Удовлетворительного ответа.
— Ричард отдаляется, уходит в собственные страхи и переживания, и тут открывается более широкое поле для Жан-Клода. Потом вдруг у тебя в койке оказывается Натэниел. Я знаю, знаю, он твой pomme de sang, твой домашний леопард, но все же интересно сопоставить времена.
Я хотела ему сказать, чтобы замолчал, что хватит, но он продолжал говорить. Никогда не думала раньше, что Джейсон может быть таким безжалостным.
— Где-то посреди всего этого на радаре возникает Ашер — может, из старых воспоминаний Жан-Клода, а может, и нет. Но тебя, чем бы это ни было вызвано, к нему тянет, а он так полон гнева, что угрозы не представляет. И еще он почти так же полон отвращения к себе, как Ричард. А Ричард как раз уходит — на этот раз по-настоящему. У тебя остаются Жан-Клод и Натэниел, но Натэниел недостаточно романтичная фигура, чтобы удержать Жан-Клода, так вот — есть Мика. Как с неба свалился, тут же возникает желание, тут же совместная жизнь. У тебя есть Мика, и вновь Жан-Клоду приходится тебя с кем-то делить, и ты снова в безопасности. Ты не влюбишься до безумия ни в Жан-Клода, ни в кого бы то ни было, потому что твой мир разделен на части. Ни одному мужчине он не принадлежит целиком, и ни один мужчина не может разбить сразу весь твой мир.
Я вылезла из кровати, подоткнув простыню, как халат. Вдруг мне не захотелось быть голой перед Джейсоном.
— Я думал, что это совпадения, и так оно было и не было. Тебя ужасает перспектива принадлежать кому-то одному?
Я покачала головой:
— Нет, Джейсон. Перспектива хотеть принадлежать кому-то одному.
— Но почему? Почему тебя так это пугает? Почти любой человек всю свою жизнь проводит в этом желании. Я, например.
— Я любила одного человека всем сердцем, и он его растоптал.
— Ради Бога, только не вспоминай своего жениха из колледжа. Это было сто лет назад, и он был мудак. Нельзя всю жизнь лелеять это мрачное воспоминание.
Я стояла в ногах кровати, завернувшись в простыню. Мне было холодно, и температура воздуха была тут ни при чем.
— Не только в этом дело, — сказала я тихо.
— А в чем?
Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула.
— Всем сердцем и всей душой я любила свою мать. Она была весь мой мир. Она умерла, и я чуть не погибла. — Я вспомнила все его слова, и не могла с ними спорить, и не могла притвориться, что все это не по адресу. — И никогда больше, Джейсон, я не хочу вкладывать весь свой мир в руки одного человека. Если он умрет, я умру с ним.
— Так что ты каждому частицу себя недодаешь.
— Нет, — ответила я, — я частицу себя оставляю для себя самой. Никто не получит меня всю, Джейсон, никто, кроме меня.
Он покачал головой:
— Значит, Жан-Клод получает секс, но не кровь. Натэниел получает близость, но не совокупление. Ашер — кровь, но не совокупление. Мика — близость и совокупление. Что же ты недодаешь ему?
— Я его еще не люблю.
— Врешь.
— Я его хочу, но еще не люблю.
— А Ричард? Что ты недодаешь ему?
Я стояла, обернутая в эту чертову простыню, и чувствовала, как мир откатывается куда-то далеко, превращаясь в маленький кричащий ком.
— Ничего. Я от него ничего не придержала, и он дал мне пенделя под зад.
Джейсон посидел еще секунду, потом слез с кровати. Наверное, хотел меня обнять, утешить.
Я подняла руку, останавливая его.
— Если ты меня сейчас обнимешь, я разревусь, а Ричард уже получил от меня все те слезы, которые причитаются на его долю.
— Извини, Анита.
— Это не твоя вина.
— Да, но и не мое дело. У меня не было права устраивать тебе сеанс психоанализа.
— Ты просто завидуешь, — сказала я, стараясь говорить легко и шутливо. Это не получилось.
— Чему завидую?
— Тому, что столько есть людей, с которыми я могла бы быть в любви, если бы отдала этот последний дюйм.
Он снова сел на край кровати.
— Ты права. Черт тебя побери, но ты права. Я завидую, но я не хотел тебе делать больно. Я просто не понимал до того момента, когда ты сказала, что боишься быть поглощенной. Я бы хотел, чтобы меня поглотили, Анита. Чтобы кто-то меня сжег.
— Романтик ты.
— У тебя это слово звучит как ругательное.
