метафизические вопросы. Бёлль хотела понять, кто я такая, и ещё она надеялась устроить хороший переполох. Она очень деловая вампирша, но если можно кому-то насолить так, чтобы дела не страдали, то тем лучше. Так что не по моей вине передо мной встал выбор: взять Натэниела и, быть может, убить его, или дать разок Джейсону сыграть запасного игрока. Он был рад-доволен. Очень рад. Как ни странно, наша дружба это пережила, но время от времени у меня не получалось прикидываться, что этого не было, и тогда мне бывало очень неловко.
— Как мне нравится, что теперь я могу заставить тебя покраснеть!
— А мне нет, — буркнула я.
Он засмеялся, но глаза его остались серьёзными.
— Мне тебе нужно кое-что сказать наедине, пока ты не уехала.
Мне не понравилась его серьёзность. За последние полгода я поняла, что Джейсон за обличием язвительного балагура скрывает ум, иногда до боли проницательный. И слова насчёт наедине у меня тоже восторга не вызвали. Что такого он не может высказать при Мике и Натэниеле? И почему?
Но вслух я сказала:
— Окей.
И отошла в сторону от джипа, ещё дальше от Ронни и Луи, которые все ещё продолжали свою тихую перебранку.
Когда мы шагнули под сень деревьев на краю церковной парковки, я остановилась и обернулась:
— Чего там?
— То, что там на танцполу было, это вроде как моя вина.
— Каким образом?
Он смутился искренне, что с Джейсоном не часто случается.
— Он хотел знать, как у меня получился секс с тобой, настоящий секс, в тот первый раз, когда я помогал тебе утолить ardeur.
— Строго говоря, второй раз.
Он скривил губы:
— Да, но тогда ardeur был совершенно нов, и сношения у нас с тобой не было, и ещё трое мужчин в той же постели, кроме меня.
Я отвернулась, чтобы темнота скрыла краску на щеках, хотя Джейсон-то мог по запаху моей кожи учуять.
— Ты что-то говорил насчёт своей вины?
— Он в твоей постели уже сколько — четыре месяца?
— Около того.
— И у вас не было сношения. Черт, он же даже оргазма ни одного не имел — ну, с семяизвержением и так далее?
Сильнее покраснеть я уже не могла, а то бы голова лопнула.
— Я слушаю.
— Анита, пора тебе перестать притворяться, будто Натэниел — не настоящий.
— Ты несправедлив.
— Может быть, но я даже понятия не имел, что ты ему не помогаешь орально, или рукой, или хотя бы не смотришь, как он сам себе помогает. Как угодно, чем угодно.
Я только покачала головой, уставясь в землю. И ничего путного сказать не могла. Если бы я сегодня метафизически не заглянула в голову Натэниела, я бы могла сейчас быть сердитой или грубой. Но я видела его боль, и притворяться больше не могла. Не могла её не замечать.
— Я думала, что отказ от этих финалов облегчит ему жизнь, когда я возьму ardeur под контроль и pomme de sang мне уже будет не нужен.
— Ты все ещё думаешь просто бросить его, когда тебе не надо будет утолять голод?
— А что мне с ним ещё делать? Держать у себя как собачку или ребёнка-переростка?
— Он не ребёнок и не собака, — сказал Джейсон с едва заметной сердитой интонацией.
— Я это знаю, и в том-то и проблема, Джейсон. Не появись ardeur, я была бы у Натэниела Нимир-Ра и другом, и делу конец. А сейчас он вдруг оказался в категории, для которой у меня даже названия нет.
— Он у тебя pomme de sang, как я у Жан-Клода.
— Вы с Жан-Клодом не трахаетесь, и никого это не огорчает.
— Нет, поскольку он позволяет мне встречаться с другими. У меня бывают любовницы, когда они мне нужны.
— Я все время подталкиваю к тому же Натэниела. Чтобы у него были девушки.
— Когда ты его — не слишком тонко — подталкиваешь смотреть на других женщин, он каждый раз оглядывается на меня за советом.
— То есть?
— Он не хочет встречаться с другими. Он хочет быть с тобой, с Микой и с вампирами. Не хочет в своей жизни другой женщины.
— Я не женщина его жизни.
— Это не так. Но ты не хочешь ею быть.
Я прислонилась к тонкому деревцу.
— Джейсон, так что мне делать?
— Закончить то, что начала с Натэниелом. Стать его любовницей.
Я покачала головой:
— Этого я не хочу.
— Черта с два — не хочешь. Я вижу, как ты на него реагируешь.
— Одного вожделения мало, Джейсон. Я его не люблю.
— С этим бы я тоже поспорил.
— Не люблю так, как надо.
— Надо — для чего, Анита? Для твоей совести? Твоего нравственного чувства? Дай ему то, без чего он жить не может. Не ломай себя для этого, но чуть согнись. Это все, о чем я тебя прошу.
— Ты сказал, что там, на танцполу, это была твоя вина. И не объяснил, каким образом.
— Я сказал Натэниелу, что ты не любишь пассивных мужчин. Ты любишь некоторую уверенность, настойчивость. Не слишком сильную, но такую, чтобы не тебе пришлось говорить: да, у нас будет секс. Тебе нужно, чтобы партнёр снял немножко ответственности с твоих плеч.
Я уставилась в это искреннее, молодое лицо.
— И это все, что мне нужно, Джейсон? Чтобы кто-то разделил со мной вину, и мы могли трахнуться?
Он поморщился:
— Я не это говорил.
— Почти это.
— Злись, если хочешь, но это не то, что я сказал или что имел в виду. Злись на меня, ладно, только не срывай злость на Натэниеле.
— Меня воспитали в убеждении, что секс — это уже обязательство. Я до сих пор так думаю.
— Я не заметил у тебя обязательств по отношению ко мне.
Сказано было как бесстрастное наблюдение, ничего личного.
— Нет, но мы друзья, а я была тогда вроде как друг в беде. А ты взрослый, и ты понимал, что это. Я не уверена, что Натэниел достаточно взрослый для этого. Черт, да он даже почти чужой женщине не может сказать нет.
— Он отклонил не меньше трех приглашений на танец, пока мы разговаривали, и я точно знаю, что он отклонил предложение встречаться от красавицы Джессики Арнет.
— Правда?
— Правда, — кивнул Джейсон.
— Я не думала, что он умеет говорить «нет».
— Он тренируется.
— Тренируется?
