Мы прервали поцелуй, смеясь и задыхаясь. Я первой обрела голос:
— Ух ты!
Он был такой счастливый, каким я его ещё никогда не видела, такой свободный… куда больше в своей тарелке, будто у него гора с плеч свалилась.
— Знаешь, — сказал он, все ещё тяжело дыша, — считается, такое невозможно, если один из двоих — человек.
— Я не знала, что вам вообще полагается уметь такое делать.
— Если оба сильны, и оба — истинная пара, то такое бывает.
— Ты говоришь, как будто у этого есть название.
— Шива и Парвати, или просто Маитуна. Это санскритское название объединения или совокупления.
— Шива, который разрушил бы мир своей силой, если бы Парвати постоянно не отбирала у него энергию сексом?
Он кивнул:
— Опять курс мировых религий из колледжа?
Я покачала головой:
— Несколько лет назад мы нашли нагу — настоящего живого нагу, который стал жертвой преступления. Это заставило меня заинтересоваться индуизмом. Потому что, если появилось одно сверхъестественное существо, можно ожидать и других того же происхождения.
— И они были?
— Нет. — Я подумала и добавила: — Пока нет. — Заведя руки ему за голову, я притянула его к себе для поцелуя. Он не сопротивлялся, но не подался навстречу.
— Ты утолила ardeur.
— Все равно хочу поцеловаться.
Он поцеловал меня, сперва нежно, потом сильнее и сильнее, пока мы снова не стали пить рты друг друга. Он отодвинулся, смеясь и запыхавшись.
— Я думал, мы это уже сделали.
Я не знала, как объяснить. У нас был метафизический секс, и, как бывает иногда после обычного секса, я была в приподнятом, бодром настроении. Я ощущала его, твёрдый и толстый, зажатый между нашими телами. Я хотела, чтобы он был во мне. Я хотела такой же физической близости, какой была метафизическая.
Оставив одну руку у него на шее, я опустила другую вниз вдоль тела, пока не накрыла его ладонью. Он закрыл глаза и нервно сглотнул слюну. Я сдвинула руку и охватила его пальцами. Такой он был твёрдый, такой толстый, такой неподатливый в моей руке, что я тоже закрыла глаза и задышала неровно.
Потом я открыла глаза, зная, что они уже видят нерезко.
— Вот это в меня.
Он попытался пошутить, но лицо его уже исказилось гримасой зарождающегося желания, и голос стал хриплым:
— Даже без ardeur'а?
Я его сжала так, что у него глаза закатились под лоб. Когда к нему вернулось зрение, я сказала:
— Не ardeur заставляет меня тебя хотеть, Мика.
Он хрипло прошептал, будто ему трудно было говорить:
— Мы никогда не превзойдём то, что сегодня сделали.
Я погладила длинный твёрдый ствол ладонью:
— Нам не надо лучше, нам надо хорошо.
Он покачал головой:
— Так хорошо не будет, если не использовать ни ardeur, ни наших зверей, а так близко к полнолунию я бы не рискнул пускать в ход зверей. Можем не удержаться.
Мой черёд настал качать головой:
— Нет, Мика, мы и только мы.
— После первого прикосновения никогда не бывает, чтобы были только мы. Всегда есть кто-то или что- то ещё.
Вид у него был очень серьёзный.
Я ладонью накрыла мягкую влажность его мошонки, нежно поиграла яичками, другой рукой поглаживая головку и ствол.
— А ты не думаешь, что давно пора бы?
Он проглотил слюну, засмеялся и коротко кивнул.
— Ты бываешь мокрее, удовлетворив ardeur, но мы сейчас закончили в воде, так что будет недостаточно влажно и недостаточно открыто для вот этого.
Он обернул свою ладонь поверх моей, где я его держала, сжал наши руки так, что голова у него откинулась назад, глаза закрылись и он вздрогнул так, что вода плеснула в стенки ванны. Посмотрев на меня, он просунул руку мне между ног, поискал и вложил в меня палец. Сумел вложить и второй, пока у меня голова не запрокинулась и веки не опустились, дрожа.
— Чтобы вот сюда его просунуть, — прошептал он.
Когда я смогла говорить, я ответила:
— Так, черт возьми, значит, сделай меня мокрой и открытой.
Он быстро вдвинул в меня свои два пальца — у меня голос перехватило вместе с дыханием.
— Это я могу, — сказал он, и вид у него был такой, будто он знает, что я хочу его и не скажу «нет» Я не сказала «нет», я сказала «да» и повторяла снова и снова. Я говорила «да», пока он раскрывал меня пальцами, потом ртом, и раскрыл так, что смог наконец вдвинуться. В конце концов мы его все-таки туда вложили, и он был влажный, твёрдый, тугой, совсем такой, как я хотела. Я полосовала ногтями спину Мике, выкрикивала его имя, и его тело последний раз ударило в меня, так сильно и глубоко, что я снова заорала, и оно выгнулось дугой надо мной на кафеле ванной. Его тело полыхало надо мной огнём и тенью, наши руки смахнули свечи в воду, и они погасли с дымом и шипением, и когда все прошло, он смотрел на меня. Глаза его ничего не видели, лицо расплылось в блаженстве оргазма.
Я сказала, тяжело дыша:
— А вот и не нужна нам эта вонючая метафизика.
Он заморгал, не сразу восприняв шутку, а потом стал смеяться, а поскольку он ещё был во мне, меня свело судорогой, от которой он ещё раз всадил в меня глубже, а я снова заизвивалась, а от этого и он, а от этого… Наконец он соскользнул с меня на участок кафеля, где не было свеч, все ещё смеясь. Мы смеялись, пока усталость не охватила нас гигантской ладонью. Все двадцать четыре трудных часа навалились на меня сразу, и я кончилась. На этот день. На эту ночь. На целый год. Все.
Мы кое-как высушили волосы. Я настояла хотя бы на том, чтобы протереть масляной тряпкой ножи, которые уронила в ванну. Мика помог мне подобрать большой нож и два пистолета. Я притащила сумку для снаряжения из гостиной, но Мика умолил меня просто сложить все в спальне, а не рассовывать по оружейным сейфам.
— Один раз ничего не случится. Обещаю, — говорил он.
Мне пришлось согласиться, что не хочется мне подниматься в спальню к сейфу для винтовок, потом идти вниз к сейфу для патронов… в общем, понятно.
Кое-как мы дотащились до постели, прихватив с собой оружия больше, чем одежды. Я осторожно поставила сумку возле кровати. Натэниел лежал на боку, свернувшись клубком, как всегда, когда никого с ним не было. Ножи я положила на тумбочку возле кровати с его стороны, стараясь быть потише.
Он приоткрыл глаза, увидел меня, закрыл их снова и задышал глубже. Он не проснулся до конца, но тело его отреагировало, когда я залезла к нему под одеялом. Он был тёплый-тёплый, почти горячий, а может, это у меня кожа была холодной после ванны и секса на открытом воздухе. «Браунинг» я положила в самодельную кобуру в изголовье кровати. «Файрстар» Мика положил на тумбочку рядом с собой. Натэниел устроился поудобнее рядом со мной, прижавшись ко мне потеснее. Только сейчас до меня дошло, что все мы голые. Он ничего на себя на ночь не надел, и мы тоже. Мике я разрешала спать голым, если ему хотелось, но Натэниелу — никогда, и сама никогда голой не спала. Мне даже в голову не пришло сегодня
