— Так что, эта личность, или это явление, охотится за Малькольмом?
— Вероятно. Этот легальный статус — вещь очень новая. Мне известно, что некоторые старейшие вампирские политики им очень озадачены. Возможно, некоторые решили воспользоваться им в своих интересах.
— У меня два месяца назад был случай, когда один вампир подставил другого, пытался повесить на него убийство. Я не хочу убивать ни в чем не виновного.
— Можно ли о каком бы то ни было вампире такое сказать?
— Жан-Клод, не вешай мне на уши этот расистский фундаментализм.
— Мы чудовища,
— Да, но ты не хочешь возвращения к недобрым старым дням, когда на вас круглый год был сезон охоты.
— Нет, этого я не хочу.
Какой-то подтекст угадывался за сухим тоном его голоса.
— Ты очень плотно экранируешься, я не ощущаю твоих чувств. Так плотно ты экранируешься только когда боишься. Боишься всерьез.
— Я боюсь, что ты возьмешь из моего разума то, о чем мне запрещено тебе сообщать. Для нас не существует способа «обдурить», выражаясь твоим термином, это правило. Если ты даже прочтешь эту тайну у меня в мыслях, случайно, это может послужить основанием для казни нас обоих.
— Да что же это за тайна такая?
— Я уже рассказал все что мог.
— Мне сегодня приходить ночевать в «Цирк Проклятых»? Будем ставить фургоны в круг?
Он помолчал, потом ответил:
— Нет, не надо.
— Ты не слишком уверен.
— Я думаю, что очень было бы нехорошо, если бы ты сегодня спала со мной,
— Ты хочешь сказать, что мы не увидимся, пока не решится этот вопрос?
— Увидимся,
— Образ действий? А каковы возможности?
— Я не решаюсь говорить.
— Нет уж, черт возьми, Жан-Клод, говори!
Я слегка разозлилась. Но под ложечкой у меня свернулся ком не от злости — от страха.
— Если все обойдется, ты никогда его не узнаешь, этого секрета.
— Но это нечто такое, что совет мог послать убить Малькольма и уничтожить его церковь?
— Я не могу ответить на твои вопросы.
— Не хочешь.
— Нет, ma petite, не могу. Тебе не приходило в голову, что это может быть заговор наших врагов с целью дать им перед вампирским законом повод нас уничтожить?
Вдруг мне стало холодно.
— Нет, я об этом не подумала.
— Подумай теперь,
— Ты хочешь сказать, они кого-то прислали, чтобы — если ты мне об этом скажешь, — он, оно или они могли бы нас убить. Ты думаешь, что в совете кто-то поставил на нашу тесную метафизическую связь, которая не даст тебе сохранить от меня что-либо в секрете. А если я его узнаю, то убьют тогда не только Малькольма, но и нас тоже.
— Разумная мысль,
— Очень извилистая и коварная мысль.
— Вампиры очень любят мыслить извилисто, ma petite. А насчет коварной — они скорее назвали бы ее остроумной.
— Пусть называют как хотят. А по-моему, так поступают трусы.
— О нет, ma petite. Совсем нам не надо, чтобы кто-нибудь из членов совета посвятил нам все свое внимание в форме вызова мне. Это было бы очень, очень нехорошо.
— Так что? Я сегодня иду на свидание с Натэниелом и делаю вид, что этого разговора не было?
— Нечто вроде этого, ma petite.
— Я не могу притвориться, будто не знаю о прибытии в город кого-то большого и страшного.
— Если эта сущность не охотится за нами, скажи спасибо и не копайся в этом. Я тебя умоляю, Анита, ради всех, кого ты любишь: не ищи ответа на эту загадку.
Он назвал меня настоящим именем, а это всегда плохой признак.
— Я не могу просто притвориться, будто ничего не происходит, Жан-Клод. Ты меня даже не попросишь быть осторожнее обычного?
— Ты всегда осторожна,
— Даже против того, что способно так напугать и тебя, и Малькольма?
— Я тебе доверяю, ma petite. Доверяешь ли ты мне?
Вопрос был непростой, но я все же сказала:
— Да.
— Ответ неуверенно прозвучал почему-то.
— Я тебе доверяю, но… Я не люблю секретов, и я не доверяю совету. И у меня ордер на ликвидацию вампира, который скорее всего невиновен. А завтра придет еще один ордер. Оба вампира — члены Церкви Вечной Жизни. Пусть я не согласна с философией Малькольма, но его последователи обычно от убийств держатся подальше. Если я на этой неделе получу третий ордер на прихожанина Малькольма, значит, это подстава. Писаный закон, Жан-Клод, мне тут очень мало оставляет простора для виляния.
— На самом деле простора для виляния у тебя очень много, ma petite.
— Много-то много, но если я не выполню ордер в отведенные сроки, меня могут попросить к ответу. Я теперь федеральный маршал, и меня запросто можно вызвать на ковер и потребовать объяснений.
— Такое уже делали с новыми федеральными маршалами?
— Пока не было. Но если у меня на руках будет ордер, а убийства с тем же почерком будут продолжаться, мне нужно будет суметь объяснить, почему я не убила Салли Хантер. Полиция — любое полицейское ведомство — не удовлетворится объяснением «это секрет».
— Сколько уже погибло человек?
— По одной жертве на ордер, но если я буду медлить с выполнением, то этот неведомый убийца — не станет ли убивать еще, чтобы заставить меня действовать?
— Возможно.
— Возможно, — повторила я.
—
— Ты знаешь, это очень быстро может стать невыносимо.
— В прошлом ты использовала свою свободу действий, чтобы отменять ордера. Ты спасла нашего Эвери.
— Он не «наш» Эвери.
— Он был бы твой, если ты ему позволила.
В его голосе слышался едва-едва заметный интонационный подтекст.
— Ты ревнуешь к Эвери Сибруку? Он же всего только два года как мертв.
— Не ревную в том смысле, который ты имеешь в виду.
— А в каком?
— Это мою кровь он пил, когда приносил мне клятву,