никто из вас». Тишина в комнате стала абсолютной, и Дойл вышел, не сказав больше ни слова. Рис ушел за ним следом, прижимая носовой платок к шее и стараясь не насажать еще больше кровавых пятен на белый плащ.
Китто остался, потому что поначалу я буквально приклеилась к нему, но теперь я уже успокаивалась. Он просто сидел у моих ног, положив одну руку мне на колени и водя другой вверх-вниз по моей ноге. Это признак нервозности – когда фейри касается кого-то слишком интимно и слишком часто, но я безостановочным движением ерошила волосы Китто свободной рукой, так что все было в порядке. Мы были на равных.
Джереми прислонился к столу, глядя на меня. Он был одет как обычно, в костюм, идеально сшитый на заказ по его фигуре в четыре фута одиннадцать дюймов. Он на дюйм ниже меня, сильный и стройный, с типично мужским разворотом плеч. Костюм – угольно-серый, оттенков на пять темнее, чем его собственная кожа. Короткие безупречно подстриженные волосы Джереми чуть посветлее кожи, но тоже серые. Даже глаза у него серые. Только улыбка – белоснежная, лучшая, какую можно купить за деньги, такая же белоснежная, как и сорочка, которую он надел в этот день. Единственное, что действительно портило его такой современный вид, – это нос. Он потратил гору денег на зубы, но оставил длинный крючковатый нос без изменений. Я никогда не спрашивала, почему он так поступил, зато Тереза спросила. Она была только человеком и не понимала, что среди фейри личные вопросы считаются худшим оскорблением. Спокойно намекать, что что-то в твоей внешности непривлекательно… ну, так просто не делается. Джереми объяснил, что среди трау большой нос расценивается так же, как большие ноги у людей. [5] Тереза покраснела и вопросов больше не задавала. Я пошла дальше – смерила его нос пальцами и сказала: «Ого!» Это заставило его рассмеяться.
Он скрестил руки на груди, сверкнув золотым «Ролексом», и посмотрел на меня. У фейри считается невежливым спрашивать, почему кто-то впал в истерику. Проклятие, порой считается невежливым даже
Он набрал воздуха, медленно его выпустил, а потом вздохнул.
– Как твоему боссу мне нужно знать, сможешь ли ты выполнить оставшиеся на нынешний день задания.
Это был очень милый окольный путь узнать, в чем дело, не задавая вопросов.
Я кивнула и подняла чашку к лицу – не для того, чтобы пить, просто чтобы вдохнуть сладкий аромат смеси перечной и душистой мяты.
– Со мной все будет в порядке, Джереми.
Он поднял брови – я знала, кстати, что он их выщипывает, придавая форму. Обычно у трау брови этакие кустистые и сливающиеся, через весь лоб. Неандертальские надбровные дуги мало подходят к костюмам от Армани и туфлям от Гуччи.
Я могла бы на этом и остановиться, и, в соответствии с нашими обычаями, ему пришлось бы удовлетвориться моими словами. Но Джереми был моим боссом и другом несколько лет, задолго до того, как он узнал, что я – какая-то там принцесса. Он дал мне работу из-за моих личных достоинств, а не потому, что иметь в штате настоящую живую принцессу фейри было бы полезно для бизнеса. На самом деле сейчас из- за слишком обширной прессы я стала бесполезной для работы под прикрытием, если только не использовала значительную долю личного гламора, чтобы изменять внешний вид. А это было рискованно. Большинство репортеров, специализирующихся на фейри, имеют кое-какие магические способности. Стоит им обнаружить гламор, и он исчезает. Иногда – только для репортера, но временами, если у человека хватает одаренности, гламор перестает обманывать всех окружающих. Это очень, очень мешает работе, где требуется маскировка.
По человеческой этике я обязана была дать Джереми объяснения, и я достаточно времени провела среди людей, чтобы с этой этикой считаться.
– Я не знаю точно, что случилось, Джереми. Рис понес расистскую чушь насчет гоблинов, потом попытался схватить Китто, и я швырнула его в стену.
Джереми не скрыл удивления, что не было ни лестным, ни даже вежливым. Я нахмурилась.
– Может, я и не в той весовой категории, что ты, Джереми, но я могу пробить кулаком дверцу машины и не сломать ни косточки.
– Твои телохранители могли бы машину поднять и уронить на кого-нибудь, если б захотели.
Я отхлебнула чаю.
– Ага, они посильнее, чем выглядят.
Он издал короткий смешок.
– Ты, моя прелесть, не выглядишь и близко такой крутой, как ты есть.
– Возвращаю комплимент, – сказала я, салютуя ему кружкой.
Он улыбнулся, сверкнув своими дорогостоящими зубами.
– Да, в свое время я сильно удивил одного-другого смертного.
Улыбка померкла.
– Если бы ты велела мне не лезть не в свое дело, я бы так и поступил, но ты сама предлагаешь информацию, так что я задам несколько вопросов. Просто скажи мне, если не захочешь отвечать.
Я кивнула.
– Я это начала, Джереми. Вперед.
– Кровь на плаще Риса появилась не от того, что ты швырнула его в стену.
– Это не вопрос, – отметила я.
Он пожал плечами:
– Отчего у него пошла кровь?
– Нож.
– Дойл?
Я покачала головой.
– Риса ранила я.
– Потому что он бросился бить Китто?
Я кивнула, но встретила прямой взгляд Джереми, не отводя глаз.
– Сегодня ночью они не подчинились моим приказам. Если я не приобрету их уважения, Джереми, я могу получить трон, но стану королевой лишь по имени. Я не хочу рисковать своей жизнью и жизнью тех, о ком я забочусь, только для того, чтобы стать бесполезной декорацией.
– Значит, ты ранила Риса, чтобы поставить его на место?
– Частично. А частично я просто среагировала, не раздумывая. Он бросился на Китто из-за каких-то дурацких дел, которые случились много веков назад. Китто никогда не давал Рису оснований так его ненавидеть.
– Наш светловолосый страж ненавидит гоблинов, Мерри.
– Китто – гоблин, Джереми. Он не в силах этого изменить.
Джереми кивнул:
– Да, не в силах.
Мы снова переглянулись.
– И что мне делать?
– Ты имеешь в виду – не только с Рисом?
Мы еще раз переглянулись, и мне пришлось опустить глаза, но это означало встретиться с испытующим синеоким взглядом Китто. Куда бы я ни посмотрела, от меня кто-то чего-то ждет. Китто хочет, чтобы я о нем заботилась. Джереми… этот, пожалуй, хочет только, чтобы мне было хорошо.
– Я думала, что мне удалось завоевать их уважение в Иллинойсе, но что-то как будто переменилось за последние три месяца.
– Что? – спросил он.
Я покачала головой:
– Не знаю.
Китто поднял голову, и моя рука соскользнула на теплый изгиб его шеи.
