ее побывала, а двоюродный братец превращал мое детство в кошмар, стоило отцу на минуту отвернуться.
— Нам необходимо знать, насколько похожа на королеву ее племянница, — сказал Иви очень серьезно, без всяких следов обычного сарказма. Может быть, его ехидство было тем же, что ирония для Риса — скрывало все по-настоящему важное.
— Что ж, Рису нужно в душ, а постели все заняты, но здесь хватает больших диванов.
Рис поцеловал меня в щеку.
— Развлекайтесь.
Он прошел мимо меня к кабине, повесив оружие на крючки на стене — они предназначались для куда более мирных вещей, но для оружия подходили идеально, мы это все отметили.
— Для чего тебе диваны? — спросил Бри.
— Для секса, — сказала я. — Сегодняшняя ночь ваша, но завтра вы непременно найдете себе другую любовницу, потому что в этом весь смысл, насколько я поняла. Вы должны прямо из моей постели прыгнуть в другую, так?
— А ты не против? — недоверчиво спросил Бри.
Я рассмеялась.
— Если бы среди моих предков не было божеств плодородия, вам сегодня ничего бы не светило. Рис постарался на славу; будь я настоящей смертной, у меня бы все саднило. Но я не смертная, и между нами возникнет магия и все будет хорошо.
— Значит, ты приказываешь нам заняться любовью с тобой сейчас, но найти себе других любовниц как можно скорее? — переспросил Иви.
Обдумав его формулировку, я кивнула:
— Да, именно так и приказываю.
Иви ухмыльнулся:
— Ты мне нравишься.
Я невольно улыбнулась тоже:
— И ты мне. А теперь пойдем выберем себе удобный диван и докажем, насколько мы друг другу нравимся.
Под шум полившейся в душе воды мы вышли в дверь.
Глава 22
Здесь было две гостиных — одна поменьше, поинтимней, если это слово можно применить к пространству, в котором помещаются столовая, кухня, прихожая и выгороженная с одной стороны зона отдыха. Все помещение называлось «большой комнатой», но та его часть, что служила гостиной, была меньше прочих, так что звалась «малой гостиной». Большая гостиная была отдельной комнатой, с громадными окнами во всю стену — от высокого остроугольного потолка до застеленного коврами пола.
Ковров в доме было мало, чуть ли не только в одной этой комнате, потому что на них остаются следы от мокрых ног. По этой причине большая гостиная была изолирована от других комнат и не имела прямого выхода на море.
Почти весь периметр гостиной занимал широкий секционный диван, оставляя свободным только узкий вход, да еще через равные промежутки между секциями стояли журнальные столики, чтобы было куда поставить стакан или бокал — на случай, если вас не устроит небольшой обеденный стол позолоченного дерева, поставленный сбоку, у забитого доверху бара.
Белые секции дивана тонули в бежевом море ковра. Цветовое решение почти повторяло обстановку главного дома Мэви Рид. Холодные чистые краски — белый, кремовый, беж, золото и синева — господствовали в других помещениях дома, но здесь ничто не должно было отвлекать глаз от потрясающего морского простора, и кто не страдает боязнью высоты, мог встать у окна и любоваться острыми скалами, о которые бился прибой.
Комната была красивой и холодной — помещение для деловых встреч, не для дружеских вечеринок. Мы собирались добавить в декор некоторую теплоту.
Небо за стеклом оставалось черным. Море под полной луной сияло чернильным, почти маслянистым блеском, насколько хватало глаз.
Бежевый ковер в лунном свете стал серо-белым, предметы отбрасывали густые тени, как бывает только от яркой луны. Мы втроем вошли в эту яркую тень, и наша кожа отразила свет, словно белая вода под лунным сиянием.
Тишина стояла такая, что слышен был рокот и шепот волн, накатывающих на скалы. Мы скользили в тишине, созданной лунным светом, тенями и вздохами океана.
Я подошла к дивану у стеклянной стены — называть это окнами было бы неверно. Настоящая стена из стекла, за которой море простиралось в бесконечность, до края мира — темным текучим кольцом, мерцавшим и переливавшимся под лаской луны.
Игра света заворожила меня, я прошла за диван к самому стеклу, глядя на головокружительную рябь моря и бело-серебряную пену в ночном сиянии.
Бри аккуратно выкладывал на длинный стол лук, стрелы, меч и ножи.
Иви подошел ко мне, не снимая ни кобуры с пистолетом, ни перевязи с мечом, ни даже бронежилета. После такого долгого перерыва мужчины обычно робки с женщинами, но Иви схватил меня за плечи крепко до боли и оторвал от земли, чтобы поцеловать. Он не намерен был склоняться, он меня поднес к себе, и ему вполне хватало силы меня держать.
Полотенце, которым я замотала голову, свалилось, мокрые волосы холодили нам лица. Одной рукой прижимая меня к себе за талию, Иви другой ухватил меня за волосы и резко дернул, заставив вскрикнуть от боли и от другого чувства.
Отрывисто и свирепо, понизившимся, как это бывает у мужчин, голосом, он сказал:
— Говорят, тебе нравится боль.
— Не слишком сильная, — сдавленно от его хватки ответила я.
— А такая?
— Такая — да.
— Ну и отлично. Мне тоже.
Он отпустил мои волосы и сильнее прижал меня к себе, другой рукой расстегивая бронежилет. Не вытерпев, он швырнул меня на ковер и одним движением сдернул жилет через голову.
От неожиданности у меня сбилось дыхание, но он взял очень верный тон, подчиняя меня себе. Я люблю играть добровольную жертву — если «насильник» играет правильно. Ошибется — и получит нешуточное сопротивление.
Полотенце, в которое я завернулась сама, размоталось тоже. Я лежала нагая, открытая лунному свету и Иви.
Он коленями прижал мои ноги к полу, стаскивая с себя кобуру, меч, ремень и футболку. Все это разлеталось вокруг цветочными лепестками, оборванными нетерпеливой рукой.
Иви выпрямил торс, еще сильней надавив мне на ноги — почти до боли, но еще не совсем. Я уже видела его голым, потому что мало кто из нас стеснялся наготы, но когда ты случайно видишь мужчину без одежды — это совсем не то, что смотреть на него снизу вверх, зная, что все, что обещает его тело, сейчас будет твоим.
Талия у него была длинная и стройная, и мышцы под мягко мерцающей кожей тоже
Вы читаете Прегрешения богов
